перед нами настоящий, может быть, даже блестяще одаренный актер, успевший распорядиться своим даром в компании с доброй подружкой русских даровитых людей — водочкой.
Представление стремительно шло к концу, с Холодины пулями летел пот, добрый Кот совсем осип. Когда в детской толпе мы медленно двигались к выходу, я спросил у служительницы, сколько сегодня еще будет представлений “Хлопушки”. Еще четыре!
В буфете саратовского ресторана “Волга” (в девичестве “Астория”) я разговорился с чеченцем. Это было еще до первой чеченской войны, еще только стали долетать сведения и слухи о Дудаеве, движении за независимость и проч. От официанток и буфетчицы я услышал о чеченцах, месяцами зачем-то живущих в гостинице без видимых дел. Один из них, молодой, крепко, даже угарно пьющий, целыми днями околачивался у буфетной стойки. Я частенько посещал этот буфет. Кавказский человек пожелал со мной познакомиться. Мы выпили. Наконец он привязался: кем работаешь? Я не очень любил отвечать на этот вопрос, но в конце концов сказал: главным редактором журнала “Волга”. Секунду он молча смотрел на меня, затем бешено закричал: “Смеешься надо мной, думаешь, не русский, так не понимает?! Дурак я, думаешь?” Еще секунда — и, казалось, он бросится на меня. Тут вмешалась буфетчица Татьяна, подтверждая мною сказанное. Он неохотно остывал и уже спокойно, но угрюмо сказал: “Не может быть!”
Не могло по его разумению быть, чтобы человек, занимающий такой пост, стоял бы как простой смертный в буфете, тогда как ему положено сидеть в отдельном кабинете ресторана, благосклонно угощаясь на чей-то счет.
Мне предстояла встреча с вдовой А. Н. Толстого Людмилой Ильиничной. Надо было бы накануне удержаться, но я остановился у крепко пьющих московских приятелей. От них звонил вечером Л. И. договориться о времени встречи. В назначенный час позвонил в дверь двухэтажного дома на улице Алексея Толстого (не знаю, доводилось ли когда другой вдове жить на улице имени своего мужа). Сумасшедший топот ног по лестнице со второго этажа, хотя “графине”, как иронически именовали ее, было уже за семьдесят. В недолгое время, после каких-то слов, она подвела меня к обширному овальному столу, где уж стоял армянский коньяк и грузинское белое, кажется, цинандали, и предложила налить. Я начал было отказываться. “Что вы, вам же необходимо!” — решительно сказала советская графиня, проживающая на улице имени своего покойного мужа, и взялась за бутылку. И уже когда выпили — я коньяк, она вино, — обронила: “Я же разговаривала вчера с вами…”
В послевоенные годы в России (за, вероятно, исключением Чувашии, где пиво — национальный продукт) практически была утрачена культура пивоварения. Особенно в провинции. В Москве и Ленинграде еще производились относительно приличные сорта, да и главное советское пиво — “Жигулевское” — там было повыше качеством. Сорт же родился до революции: в городе Самаре австрийский дворянин Альфред фон Вакано построил завод, выбрав место для него из-за особой воды ключей, бьющих из известняков Жигулевских гор. Всего же советские сорта пива можно было пересчитать по пальцам: кроме “Жигулевского” было чуть более крепкое “Московское” и темное “Бархатное”. В Москве производилось вожделенное “Двойное золотое” и “Ленинградское” в маленьких бутылочках.
Пиво в провинции производили жидкое, пены почти не дающее, да еще и продавцы разбавляли водой его. И для создания пены якобы сыпали туда щепотку стирального порошка. Разливным пивом, так же как и квасом, торговали или из металлических цистерн на колесах, или из пузатых деревянных бочек, забитых деревянной же пробкой вверху; чтобы выбить ее, надо было всадить остроконечный штуцер, которым заканчивался шланг, ведущий к крану. Перемена пустой бочки на новую занимала немало минут, порой сама продавщица вбивала штуцер, но обычно приглашала желающих из очереди, и тут же являлись любители, под советы, шутки и прибаутки очереди они принимались за дело. В Москве раньше, чем в провинции, с конца 50-х, появилось пиво в металлических баллонах и пивные-автоматы. В Ленинграде было больше, чем где бы то ни было, уличных пивных киосков, с небывалым нигде более подогревом пива в зимнее время: на электроплитке постоянно стоял чайник с пивом, и желающим добавляли в кружку с холодным еще и пива горячего. Попозже появилось и чешское пиво в кегах, похожих на алюминиевые яйца. Вообще чешское пиво в советские времена, за исключением столицы, где им постоянно торговали в Парке культуры, проходило по тому же дефицитному разряду, как черная икра или армянский коньяк.
В целом же по всей стране пива хронически не хватало, и стандартное объявление “Пива нет” украшало прилавки. Помнится, в “Литературной газете” даже карикатура была: к земле подлетают инопланетяне и видят во весь земной шар объявление: “Пива нет”. Место торговца пивом было крайне доходным, попасть на него можно было лишь за хорошую взятку. Где бы ни продавали пиво: в столовой, в бочке на колесах, пивной, — все становилось мужским клубом. Здесь можно было встретить и приличного старичка, осторожно сосущего из кружки, и шумную молодежную компанию, и постоянную клиентуру, мешающую прямо в кружке пиво с водкой, производя смесь под названием
Долгие годы стоимость пива по всей территории СССР от Якутии до Грузии оставалась единой; так, “Жигулевское” пиво в бутылке стоило 37 копеек, из которых 12 занимала цена посуды. Разливное же оно стоило 22 или 24 копейки пол-литровая кружка, которые опять-таки изготовлялись по единому пузатому стандарту.
О баночном пиве жители СССР долгое время не подозревали, лишь опять-таки в столицах его можно было наблюдать в руках иностранцев или в валютных магазинах “Березка”; баночное пиво долгое время казалось символом буржуазной роскоши, и в кино, когда требовалось показать западную жизнь, это производили с помощью бутылочек кока-колы и баночного пива.
Теперь пива очень много, сотни сортов. Сравнительно меньше стало импортного, потому что стали производить своего в достатке. В пивных барах и кафе, на воздухе и в помещении, из бутылок и кегов круглосуточно можно пить сколько угодно хорошего пива. Сбылась вековая мечта советских мужичков? Не совсем.
Пиво плохое было в СССР и с перебоями, но, добравшись-таки до источника, уж не думали о том, сколько его пить — сколько влезет! Теперь, когда бутылка или кружка пива стоит рублей 20 — 50, приходится производить рядовому труженику некие арифметические выкладки. В сравнении с водкой, которая была в советские времена в 10 — 15 раз дороже пива, теперь пиво подорожало очень заметно. А
