Где у него о бомбистах?
И где его Лиссабон? —
Так перессорились поэты Юра и Саша
из-за Некрасова — того еще, который Н. А.
Разгородились стеной.
В восемьдесят восьмом,
в Париже, в гостях у Лосских.
Один говорил: “Он прекрасный!”
Другой: “Ужасный! Дурной!”
II
— Вы верите в литературу?—
спрашивает молодой стихотворец.
А сам, как видно, сильно поиздержался, бедняга,
поистрепался, устал.
— О, — отвечаю, — я никогда ее не поставлю на пьедестал.
Идола из нее не сделаю, ладана не воскурю,
не зажгу восковой свечи,
буйну голову за нее не сложу в чистом поле,
душу не заложу в ночи…
Ибо пагубой пахнет ее ноябрь и цареубийством — март.
Ибо я насмотрелась на ваалов ее и астарт.
Как сживает она со света, как пожирает живьем,
Смотрит осоловело с окаменевшим на плече соловьем.
С потрохами заглатывает все, что дают, c требухой
и из всех сточных потоков всегда выходит сухой.
А подступится к ней новобранец,
одной рукой пистолет сжимая, другой — теребя ус:
“А ну отвечай, старуха,
что там за правила у тебя и секреты,
какие такие тройка-семерка-туз?”
Так она надвинет на лоб чепец, задрожит,
сделает вздох глубокий,
притворяясь, что — угадал: мол, именно так и то…
