безмолвной горной пустыне. Ничто не напоминает ее трагической катастрофы, ее сурового прошлого. И березовая роща на горе, в которой, быть может, грозный имам совершал вдали от всех свой вечерний намаз, где он молился и размышлял в суровом безмолвии, откуда он следил с содроганием сердца за движением русских отрядов, стягивавших его все теснее в железное кольцо… Долго будет памятна и свята для горцев Кавказа эта мрачная гунибская могила, унесенная за облака, вход в которую стерегут там внизу русские штыки и пушки…”21
21 Марков Евгений. Очерки Кавказа. СПб. — М., 1913, стр. 526 — 528.
Блокировав в 1859 году Гуниб, Барятинский предлагал Шамилю покориться и обещал ему свободный выезд в Мекку для постоянного там пребывания. Не давая прямого ответа, Шамиль запросил в заложники русского генерала, пока не будет получено согласие султана на переезд его с семьей в Турцию. На решительное требование сложить оружие последовал гордый отказ. Барятинский начал штурм.
Тому, кто возьмет Шамиля живым, было обещано десять тысяч рублей. Ночью солдаты Ширванского и Апшеронского полков, преодолевая уступ за уступом, вскарабкались по отвесным склонам. Под угрозой атаки оказался аул, где с семьей укрылся Шамиль, боровшийся, как сообщает кавказская хроника, “между мыслью о геройской смерти, обещавшей ему Магометов рай, и перед предстоявшим ему вечным позором”22. К нему был послан полковник Лазарев, сумевший убедить имама прекратить сопротивление и не губить свою семью и верных ему людей. После мучительных колебаний шестидесятитрехлетний Шамиль сложил оружие. 25 августа в 4 часа пополудни князь Барятинский принимал его плен в березовой роще, сидя на камне, и на следующий день отдал самый короткий и самый впечатляющий приказ в своей жизни: “Шамиль взят — поздравляю Кавказскую армию!”
22 Эсадзе Семен. Штурм Гуниба и пленение Шамиля. Тифлис, 1909, стр.201.
Барятинский не стал разоружать Шамиля, зная, что тем самым жестоко оскорбил бы его. Впоследствии Шамиль говорил, что в этот момент был готов заколоть себя на глазах Барятинского при первом же оскорблении. Сдавшихся мюридов распустили по домам, а Шамиля с семьей, окруженных многочисленным конвоем, доставили в Темир-Хан-Шуру. Его не покидали опасения, что русские готовятся совершить над ним казнь, и последние сомнения на этот счет оставили его лишь после встречи с царем. Она произошла 15 сентября в Чугуеве, где Александр II производил смотр войскам.
- Я очень рад, что ты наконец в России; жалею, что этого не случилось ранее. Обещаю, что ты не будешь раскаиваться, — произнес император и при этих словах обнял и поцеловал Шамиля.
На пребывание в столице Александр отвел пленнику семь дней, в течение которых имам успел побывать в музее Академии наук, на монетном дворе, стекольном и фарфоровом заводах и даже в театре на спектакле итальянской оперы. В Императорской публичной библиотеке ему показали рельефную карту Кавказа, и Шамиль безошибочно отыскал свой родной аул Гимры. Посетил он и 1-й кадетский корпус, где был воспитан его сын Джемалэддин. Появление имама и его свиты на улицах Петербурга вызвало бурный интерес населения. “Русский художественный листок” выпустил серию сделанных с натуры портретов Шамиля и его близких. Сцена гунибского пленения стала сюжетом живописных работ кисти Франца Рубо, Теодора Горшельта, Григория Гагарина.
Местом ссылки Шамиля была определена Калуга, где с ним находилось чуть больше двадцати человек — члены семьи и мюриды. На содержание из казны отпустили 15 тысяч рублей в год. Пленнику отдавались все почести, положенные по этикету высокопоставленному лицу. В то же время конвой и тайная охрана вели неусыпный надзор, пресекая всякое общение с “лицами с Кавказа”. О Шамиле в эти годы повествуют записки Е. Маркова: “Я видел Шамиля в лицо, говорил с ним, пожимал его руку. Он был тогда пленник, но и пленник глядел владыкою, горделивым и грозным повелителем гор. Что-то царственное и первосвященническое было в маститой фигуре имама, когда он приближался своим твердым и неспешным шагом, высокий, статный, несмотря на свои годы, в белой, как снег, чалме, с белой, как снег, бородой, оттененной длинною черною одеждою, с проникающим взглядом сурово смотрящих глаз на строгом бледном лице, полном ума и непоколебимой воли…”23
23 Марков Евгений. Очерки Кавказа, стр. 528.
В 1861 году Шамиль вновь побывал в Петербурге и виделся там с Барятинским. Князь сказал ему, что любит его как брата. В Царском Селе Шамиля принял император, имам преподнес ему богатую золотую шашку. На просьбу о выезде в Мекку государь ответил обещанием со временем выполнить и это желание. Это был вежливый отказ, но, пока на Западном Кавказе продолжалась война, на другой ответ рассчитывать не приходилось, только в 1864 году сопротивление горцев было сломлено окончательно.
В 1866 году в зале калужского дворянского собрания Шамиль и его сыновья Кази-Мухаммед и Мухаммед-Шафи принесли присягу на верноподданичество России. В том же году Шамиль присутствовал на свадьбе цесаревича Александра (будущего императора Александра III). Еще три года спустя имам с семьей был переведен на жительство в Киев, куда он переехал по железной дороге. В марте 1869 года пленник
