На, держи кусок, на штаны не капай.
Скорый пир с помидорами на капоте.
И массив как в бочку бухает, повторяя
байки про баб, окалину на катоде
и тоску-печаль в распыл без конца и края.
Костерок выбирает и выбрать никак не может:
это ли, то лицо окажется освещенным.
Общий план истрачен, неудержимо прожит.
Те в темноте и те, и позаброшен счет им.
Вот и остатки: профиль, абрис, пол-оборота,
фортель пламени над черноводным током.
И стоит у поленьев осень, не зная брода
к инобережным плавням в облаке недалеком.
* *
*
Потому ли, оттого ли
потонули, что в неволе
в безоглядных облаках,
что синица не в руках?
Ублажали, угрожали,
сказки замертво рожали —
Боже, право, не пусти
птицу стискивать в горсти.
Той безбожно мнится тоже
вместо пота тесной кожи
ветер снов, угроза туч,
пепел, чуток и летуч.
Не собрать его в пригоршни —
света легче, плача горше,
про досады и труды
утекающей воды
потому молчит, что светел,
