ценою выбывших имен.
Что сталось раньше или позже,
все куча, стало быть, мала.
Хромой пегас натянет вожжи
и перекусит удила.
И безлошадный, в детском раже
перегорит усталый Марс,
чтоб не случившееся раньше
спокойно выпустить на марш.
Чтоб прирасти к прикладу телом,
заметив белое за белым:
цветет ли в облаке душа?
Чтоб атеист или ботаник,
забыв про семь вчерашних нянек,
в восьмую целил не спеша.
* *
*
Поздний выезд к реке Икорец, конец сезона.
Все-то медлит похолоданье, и нам не к спеху.
Чей-то праздник глушить плотву, промышлять сазана,
а кому-то — прошвырки ради да на потеху.
Где подлесок болотной дышит в лицо закваской,
настороженный шум живет в камышовой гати,
помянет водила матушку над запаской
и прибавит вдруг, что Воздвиженье нынче, кстати.
Держат сучьями тучи в бессрочном жиме
деревца над овечьим лежбищем опустевшим
и проселком поодаль с последними гужевыми
одиночками с редким эскортом пешим.
Клок пожухлой пажити, слабость убыли, былки в свете
под слюду воды уходящего тихой сапой
сквозь осоку и соты чиненой сети.
