моей души сорвали тонкую защитную пленку — и она осталась нагая под ледяным дождем. Nue dessous. И ей очень холодно. И очень больно. Я поняла: все, мне в этой постели делать нечего. Стоп. Почему это мне. Ему.
Утром, пока Родион еще спал, я сходила в сберкассу, оплатила коммунальные счета, сложила квитанции в ящик стола, написала записку, где кроме прочего сообщила, что быть жилеткой, вышитой слезами по Тамаре, в мои планы не входит никак, и стойким оловянным солдатиком тоже, тихо закрыла за собой дверь и уехала к бабушке в Белорадово . Первое время Родион мне снился, а потом перестал.
…Какое счастье, что я не поддалась тогда на уговоры и не испортила квартиру этой ужасной лепниной!
Полдень был хорош: солнечный, теплый, прозрачный… Я сидела на скамейке у белорадовского пруда и грызла шоколадные галеты. Пруд только что освободился ото льда, и вода отблескивала, как серебряная парча на изломах. Где-то на дне спали вечным сном младенцы. Над парчой летел малиновый звон, низко кружила стая грачей. Я услышала, как сзади, на набережной, остановилась машина, но не придала этому никакого значения — продолжала сидеть и глядеть на подвижную амальгаму пруда.
— Лера! Так нельзя!
Я обернулась: Леня!
— Уехала, никому ничего не сказала. Я из твоего этого… Эдика… Родика… всю душу вытряс, пока он раскололся, где тебя искать.
— Он что, еще там? — спросила я мрачно.
— И не один, — усмехнулся Леня.
Это становилось интересно.
— А кто с ним?
— Твоя подруга. Бывшая хозяйка куклы.
“Бедная Марина!” — подумала было я, но потом возразила себе: “Почему это бедная? Если они сошлись на лепнине, сойдутся и на манной каше”.
— И чем они там занимаются?
— Она, похоже, просто так зашла, а этот барахло свое пакует. Никак не хотел говорить, куда ты делась. Думал уже, бить придется.
— Вот и побил бы, — сказала я сладострастно. При любых обстоятельствах обожаю, когда из-за меня сцепляются самцы.
— Не люблю я драться, детка. У меня для таких случаев калькулятор.
— Калькулятор? — переспросила я. — Зачем?
— Для окончательных расчетов. Не слышала такую шутку? Пойдем, покажу устройство. В багажнике лежит. — И Леня повел меня к машине.
— Ничего себе! — Я обомлела. — А как же гаишники?
— У меня охранная грамота есть. — Он полез в карман пиджака и вытащил фотокарточку, запечатлевшую его в обнимку с премьер-министром.
— Как мало я о тебе знаю… — сказала я.
— Хочешь узнать побольше?
А что мне терять? Да, хочу.
— О’кей. Считай, что ты на допросе. Вопрос первый: зачем тебе фотографии?
— Честно? Я любовался. Тобой, — сказал Леня с улыбкой Чеширского Кота.
Ответ принят. И даже приятен. Вопрос номер два:
