. И я, пользуясь случаем, благодарю их за то, что они обратили внимание на наше новомирское CD-обозрение, восприняв его бытование на страницах старейшего литературного журнала как партнерскую помощь в привлечении внимания к своему труду и своим проблемам2. Да хотя бы — к самому факту своего существования.
Теперь попробую рассказать, как это самое “привлечение внимания” осуществилось на примере с неизвестной записью голоса Бориса Пастернака.
Итак, узнав, что вашего обозревателя пригласили с выступлением об отечественных литературных звукозаписях в Англию, сотрудники Отдела любезно передали мне эту самую недостающую минуту, о существовании которой я знал, но самого
Но сначала — о чем, собственно, речь. Фонограмму выступления Пастернака о Шекспире с чтением перевода сцен из “Генриха IV” Лев Шилов неожиданно обнаружил когда-то в фонотеке Всероссийского театрального общества во время безуспешных, как оказалось, поисков записей Михаила Булгакова. Прослушивая записанный в ВТО 50-й вечер-заседание Шекспировского кабинета, нашел очень долгую (22 минуты!) неизвестную запись Пастернака! Спустя время Шилов издал эту запись на виниле. Но — не всю.
Далее процитирую фрагмент из нашего самого первого обзора3, в котором я представлял изданный в 1996 году компакт-диск и рассказывал об аналогичных по содержанию пастернаковских гигант-винилах, многотиражно издаваемых после горбачевской перестройки. “Жалко, что изданная уже в позднеперестроечное (1996!) время фонограмма оказалась без рискованного когда-то — но важного сегодня — вступления. „Стараясь скрыть волнение за шуткой, [Пастернак] говорит, что, делая перевод, думал ‘разделить шекспировскую судьбу‘, но вышло наоборот: Шекспир в его переводе разделяет судьбу его собственных стихов, эти переводы тоже не печатают”, — пишет в приложенном к CD буклету Шилов. Понадеемся, что следующее издание будет полным”.
Тогда, три года назад, я и не предполагал, что когда-нибудь услышу эту запись и уж тем более буду воспроизводить ее публично. Вспоминаю, кстати, как на мой вопрос, надеется ли он издать фонограмму полностью (разговор шел в начале 2000-х годов), Лев Алексеевич сказал мне: “Конечно же издадим! Тогда, в девяносто шестом, у нас то ли руки не дошли, то ли не сообразили, не вспомнили…” Помню также, как он все хотел передать копию этой записи сыну поэта, Евгению Борисовичу Пастернаку, да так и не успел.
Так что в CD-приложении к Полному собранию сочинений Бориса Пастернака в одиннадцати томах (“СЛОВО/SLOVO”, М., 2003 — 2005) эта запись, увы, — старая, не полная.
Напрягите ваше воображение, вспомните, кто слышал на пластинках это чудесное, сопровождаемое живыми эмоциями зала чтение, и я, пожалуй, “воспроизведу” сейчас эту историческую “беспризорную” минуту — прямо здесь, на журнальной странице.
…Идет, стало быть, торжественное, 50-е заседание Шекспировского кабинета, уже отчитали- отговорили свое Маршак и Михоэлс (их записи, кстати, изданы), кончился антракт, зал снова заполнился, и Александр Морозов пригласил на сцену следующего участника действа:
“— Товарищи, мы приступаем сейчас ко второй части, значит, нашего вечера. Сейчас отрывки из своего нового перевода хроники — исторической хроники Шекспира „Генрих Четвертый” — прочтет Борис Леонидович Пастернак (аплодисменты, нарастающие по мере того, как выступающий выходит на сцену.
[Борис Пастернак:] …Это перевод не такой новый. Я два года тому назад его сделал и на этом закончил свою переводческую работу над Шекспиром, потому что… я думал… что
Теперь так: я вам вкратце напомню, что это за хроника и в чем там дело”.
Далее идет то самое “начало записи”, которое известно (Пастернак начинает с напоминания, что это именно та хроника, в которой выведен “знаменитый толстяк и обжора Фальстаф”, рассказывает о старой Англии и читает свой перевод). Правда, из этого напоминания, судя по оригиналу, выпало еще три слова: “…знаменитый толстяк и обжора,