КНИЖНАЯ ПОЛКА ИРИНЫ РОДНЯНСКОЙ
+9
Габриэль Марсель. Присутствие и бессмертие. Избранные работы. [Перевод с французского, составление, предисловие и примечания В. П. Визгина.] М.,
Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007, 328 стр. (“Bibliotheca Ignatiana. Богословие. Духовность. Наука”.)
В этом издании тексты “христианского экзистенциалиста” Габриэля Марселя (1889 — 1973) обрамлены равно восхищенными отзывами таких антиподов, как трагический невер Э. Сиоран (Чоран)1 и ортодоксальный католик-неотомист Э. Жильсон. Первому Марсель дорог человечностью своей ничего не закругляющей и не сглаживающей мысли (“Ужас перед системой является началом настоящей философии”), второму, как ни удивительно, — тем же: “В его творчестве человек напрямую говорит с другим человеком, и потому он всегда будет иметь читателей — как Монтень, как Паскаль…” Превосходный переводчик, комментатор и преданный исследователь Марселя В. П. Визгин определил редкостный жанр философа — одно из главных его и центральных в настоящей книге сочинений “Метафизический дневник” — как “беседу мысли с самой собой”. И действительно — вот запись почти в самом конце “Дневника”: “Рассуждения, записанные вчера, мне представляются очень слабыми”. Суммируя нечто сказанное Марселем о себе и другими о нем, можно утверждать: тайну он предпочитает проблеме, впечатление — абстракции, персону — идее, обеспокоенность поисками своего центра — любопытству, направленному на объект. А сам он говорит о себе и о человеке вообще как о “существе, живущем встречами”. И впрямь, его философская мысль росла из диалогизма его драматургии и параллельно с нею. (Несколько пьес переведено еще одной неутомимой исследовательницей Марселя Г. Тавризян — см. об этом в моей “Книжной полке” — “Новый мир”, 2003, № 7). Ландшафты, местности, новые края он, страстный путешественник, homo viator (“человек пути”), воспринимал тоже как опыты встреч.
В настоящей книге представлена только заключительная часть “Метафизического дневника” (1938 — 1943); вчитываться в него — дело трудное, хотя он совсем не терминологичен, и начинать лучше с 1927 года, то есть с предшествующих частей, уже выходивших по-русски. А заглавие сопутствующего дневнику очерка, давшего название всей книге, расшифровывается просто. Четырех лет от роду Марсель потерял мать, но не утратил чувство живого общения с нею, и это “реальное присутствие любимого существа по ту сторону смерти” (то, что нельзя “объективировать”, но можно засвидетельствовать, — почти по Достоевскому) стало импульсом всей его философии. И прочие небольшие статьи очень весомы, например феноменология разных степеней и скрытых мотивов неверия в “Размышлениях о вере”. О которой этот “человек пути” в другом месте пишет так: “…совершено превратно представлять Веру, когда считают, что она — своего рода талисман или залог счастья, в то время как она есть жизнь, та жизнь, в которой радость и тревога соседствуют друг с другом, жизнь, до самого своего конца остающаяся угрожаемой <…> единственным искушением <…> искушением отчаяния…”
Наши интеллектуалы лихо оперируют Фуко, Бодрийяром, Деррида(ой), Делёзом, но даже не оборачиваются на Ж. Маритена, Э. Мунье, Э. Жильсона, Г. Марселя. А жаль.
Эон. Альманах старой и новой культуры. Вып. 8. Джозеф Собран — культуролог и публицист. Против течения. Сборник статей и отрывков из книг. [Ответственный редактор Р. А. Гальцева. Перевод с английского и комментарии В. М. Ошерова.] М., ИНИОН РАН, 2008. 240 стр.
Американец Дж. Собран (родился в 1946 году) — наш немолодой, но все еще активно работающий современник, плодовитейший колумнист в печати и Сети. “Против течения”, против “духа времени” он направлен вдвойне — как консерватор старого покроя и как католик-конвертит — редкая птица среди интеллектуалов США. Как замечает в предисловии Рената Гальцева, Собран и по мировоззрению, и по своему эссеистическому стилю, вооруженному англосаксонским юмором, продолжает линию Г. К. Честертона, К. С. Льюиса (посвященным ему очерком открывается сборник), а также младшего наследника их морального критицизма англичанина М. Мэггериджа (которому, кстати, был отведен предыдущий выпуск “Эона”).
Мишень Собрана — тот “секулярный гуманизм”, который усилиями малочисленных, но влиятельных групп (суды, СМИ, высшая школа, сюда же причислен и Верховный Суд США!) установил диктатуру “Просвещенного Общественного Мнения” (в прописных буквах — понятная ирония) и пядь за пядью отнимает у частного человека с его куда более традиционными верованиями и взглядами духовно- жизненное пространство. Вторжение государства в семейную и частную жизнь, попытки ослабить роль семьи — как “главного поля битвы” — в воспитании детей, в том числе — навязыванием пресловутого “полового просвещения”, прививка общественным нравам “абортной культуры” — в этом и многом другом Собран видит признак победы государственного, в пределе “социалистического” утопизма над правами и свободами личности, над “великой американской институцией” — индивидом. (У нас в критикуемых Собраном тенденциях склонны находить, напротив, проявления полузапретной “либеральной идеи” — тут есть над чем задуматься.) “Мы получаем идеологию Французской революции под личиной и в формах американской традиции, другими словам, узаконенную безрелигиозность”, — пишет по этому поводу
