театральные обноски, их много,
тех вещей, что особенно после посещения артистами столовки
выглядят странно и убого.
Тетя Шура, естественно, взяла больничный,
ей семьдесят с копейками, так-то.
Было как-то и грустно ей и непривычно
стирать что-то, не относящееся к спектаклю.
Стирать то есть вещи своих друзей и знакомых,
парижская, маяковская грязная шутка,
вот стали (поскольку я ее сосед)
у меня несколько надменным тоном
слесаря и др. осведомляться, где тетя Шура
и (требовательно) — кто будет стирать вонючие спецовки?
Которых много... я предполагал — костюмеры?
Но они ж театральное... как-то неловко...
И у нас театральное! — отвечал гордо слесарь (к примеру).
Если она вдруг выйдет на работу — намекни нам!
Вспомни о солидарности рабочего класса!
И в глазах у них даже была обида,
как словно пятого числа вдруг закрыта касса.
Тетя Шура выходила на работу все реже,
и как-то и вправду вдруг слегла прачка,
но стирать чью-то рабочую одежду
не стала она, словно батрачка.
Это есть действительная гордость.
Умерла, а не стала стирать старушка,
но и после ее смерти довольно долго
заходили из цехов насчет постирушки.
Памятник этот тебе, тетя Шура.
Меня ты считала лентяем, но любила.
По твоему примеру, что касается литературы,
хочу, чтоб и со мной нечто подобное было.
