менять резину, и Юрьеву пришлось понервничать, поорать, объясняя, что он по записи. Впустили лишь тогда, когда механики подтвердили.
Около получаса ушло на переобувание. Рассчитался, поехал в торговый комплекс “Братеевский”.
Прохожих было мало, улицы свободны от транспорта. Но на остановках, возле магазинов, банкоматов наблюдалось оживление — те, кто уже выспался, куда-то собрались ехать, что-то покупали или снимали деньги, чтобы делать покупки.
“Братеевский” тоже был многолюден, даже очереди возникали.
Юрьеву нравилось ходить по магазинам. Наверное, сказывалось, что в юности он видел прилавки пустыми, скучными, продавщиц обозленно-неприступными; даже поездки в центр, в “Елисеевский”, не за продуктами, а словно в музей, не помогали — в магазинах было тоскливо. Зато теперь он наверстывал, смаковал.
Юрьев предпочитал делать покупки в одиночку. Чтоб не советоваться по каждому пустяку, ни под кого не подстраиваться, а полагаться лишь на свое желание. Купить иногда и какую-нибудь дорогую ерунду вроде консервированных улиток или кенгурятины, но знать, что совершил ее сам, осмысленно.
Торговый центр был на самом деле обычным крытым рынком; Юрьев ходил вдоль рядов, складывал в пакеты одно, другое, третье. Помидоры, огурцы, зелень, куриные грудки (жена пусть запечет в сыре), сыр, несколько видов колбасы (сначала хотел активно рекламируемое “Останкино”, но остановился на проверенном “Вегусе”) — копченой, сырокопченой, салями, сервелата, бастурмы немного, буженинки, карбоната — для мясного ассорти; несколько видов рыбы — для рыбного. Маслины, оливки...
— Ладно, — в конце концов остановил себя, — не надо перебарщивать. Так посидим.
И ярко, отчетливо вспомнилось то, что старался в последние годы не вспоминать (вообще вспоминать становилось все тяжелее, больнее), — их просторная, с высокими потолками квартира на Ленинском проспекте, мама и папа, умершие двенадцать лет назад, один за другим с разницей в несколько месяцев, три его сестры и брат. Все еще вместе... Старший брат, Максим, и средняя сестра, Ольга, давно живут за границей, с остальными сестрами встречается эпизодически — как-то все не до встреч; квартиру еще при родителях разменяли — все нуждались в отдельном жилье...
Родители были обычными рабочими, попавшими в Москву в пятидесятых, и после рождения третьего ребенка получили четырехкомнатную квартиру, по нынешним меркам — недалеко от центра: в квартале от площади Гагарина. А попробуй сейчас родить третьего. Этих бы как-то устроить... Копят они с женой, конечно, откладывают, но о новой квартире и не заговаривают. Это надо тысяч по пять долларов получать в месяц, чтоб об ипотеке задумываться.
Уже возле своего дома наткнулся на неожиданное препятствие-— длинный свадебный лимузин застрял в узком коридорчике между припаркованных машин. Водитель, видимо, хотел проехать левым передним колесом по тротуару, но лимузин перекосило, и он забуксовал. Может, и ходовую часть повредил. Позади лимузина выстроилась вереница “ауди”, “фордов” и “жигулей”. Люди, в основном молодые, пьяноватые и возбужденные, спорили, как быть.
Юрьев тоже вылез из машины посмотреть, надолго ли.
— Ну и что?! — кричала, высунувшись из лимузина, голоплечая девушка в фате. — Что теперь?!
— Юль, успокойся, — уговаривал ее парень в черном блестящем костюме. — Сейчас...
— Я в туалет хочу, понимаешь?!
Водитель, пожилой, в фуражке американского полицейского середины прошлого века, осматривал передние колеса, досадливо морщился.
— Звоните куда-нибудь! — визгнула девушка. — Толкайте! Хотите, чтоб я обоссалась тут?!
Юрий вернулся за руль, дал задний ход. Заедет с другой стороны...
М-да, досталось кому-то сокровище. Если в первый день замужества так орет, то что дальше... С Ириной он познакомился в университете. Учился на третьем курсе, а она только поступила. Несколько лет встречались, целовались в сквериках и подъездах, неделями ожидали, когда у нее или у него дома никого не будет... Жутко-мучительный был период, с ума сходил от желания и невозможности быть с ней все время. И ее холодность и спокойствие бесили. Словно ей не очень-то нужно. Но постепенно, уже в семейной жизни, он понял, как ему повезло с женой, — она не устраивала истерик, почти не спорила. Не напрягала. А пылкость... Пылкие очень быстро превращаются в пилящих, от которых бегут с зубной щеткой в кармане куда глаза глядят.
Дома выпил стакан вина и стал звонить. Младшая сестра, Маринка, обрадовалась, сказала, что уже собирает дочек и выезжает. Жила она рядом, в Марьино, — только мост перемахнуть; минут семь на маршрутке... Старшая, Дарья, огорошила новостью — из Франции прилетел племянник, Володя, сын еще
