карельской березы (в доме, который построил Морис), и огромные зеркала в огромной ванной комнате, скупленные наверняка по дешевке из какого-то рухнувшего балетного училища, и антикварное пианино для музицирующей жены…
Точность наведения на резкость столь безупречна, что мы отчетливо видим все-все опасные излишества, включая и откровенно лишний второй этаж его охотничьего шале на Селигере (лишний, разумеется, в ракурсе здравого смысла и хорошего европейского вкуса, а не по понятиям как Мориса, так и его простодушного и без лести преданного друга). Сами они этого, естественно, не разумеют и даже не замечают, как не замечают слишком уж высокий забор, превращающий жилой Дом на Холме то ли в крепость, то ли в замок феодала, с неудовольствием взирающего из венецианского окна кабинета на убожество Вороньей слободки, прилепившейся к подножию его Холма…
Совокупность отмеченных подробностей столь выразительна, что невольно задаешься вопросом: неужели Евгений Шкловский не допускает, что Дом на Холме-— не столько вещий знак Преображения и Надежды на перемену общей всем участи, сколько предвестник беды неминучей? Ближней ли, дальней, но неизбежной. Ну конечно же допускает, иначе давно бы переквалифицировался в поставщика рождественских сказок для глянцевых журналов, благо обладает редкостным даром выволакивать незадачливых своих героев к добру и свету , выводя отнюдь
не счастливые их судьбы почти к хеппи-эндам. Знает. И тем не менее выбирает не Тьму, а Свет, не Отчаяние, а Надежду.
Почему? Во-первых, потому, что по природе — спасатель. Не свидетель, не проповедник — спасатель. Во-вторых и в-главных, потому, что родился в той стране , где за циничным и агрессивным шумом новых времен едва уловимо, но звука не роняя, звучит-играет — это надо же! все еще играет — надежды маленький оркестрик под управлением любви .
Подозреваю, что автор “Аквариума” и рад бы переменить гражданство, переселившись в Нью- Гламурию, и даже забыть-запамятовать, что неласковая отчизна никогда не жаловала “нелюбимых детей”.
Хотел бы …
Не может.
И с этим уже ничего не поделаешь.
Б о р и с З а х о д е р. Но есть один поэт... Неопубликованное наследие в 2-х томах.
М., “ГАЛА-Издательство”, 2008. Том 1. Вариации на темы Гёте, 544 стр. Том 2. Мой Тайный Советник, 432 стр.
Представлять Бориса Заходера нет никакой необходимости. Трудно представить себе человека, читающего по-русски и не знакомого с его стихами и переводами. Уже несколько поколений получают первый — самый дорогой и яркий,
остающийся на всю жизнь — читательский опыт благодаря встрече с его книгами. “Алиса в стране чудес”, “Винни-Пух и все-все-все”, “Мэри Поппинс” и, конечно, “Страна Вообразилия”.
Строки Заходера отпечатываются в детском пластичном и восприимчивом сознании. Его стихи и персонажи сопровождают нас и объединяют. Они оказываются общим коммуникативным полем для детей и родителей при всей разнице опыта и знания.
Но в издании, которое вышло через семь лет после его смерти, Заходер предстает в новом качестве. Первый том — это билингва, где Заходер выступает как переводчик Иоганна Вольфганга Гёте, которого он называет “Мой Тайный Советник” (именно так — все слова с прописной). Второй том — это собрание фрагментов (насколько я могу судить, здесь нет ни одной законченной вещи, за исключением интервью). Но это и не записные книжки как жанр. Это именно наброски больших работ, которые так и остались неоконченными.
В предисловии к первому тому Заходер утверждает за переводчиком право
на свободную интерпретацию текста: почему одному музыканту можно перелагать сочинение другого, а поэтам это не разрешено? Заходер настаивает на праве переводчика выращивать стихотворение
