— Нет, — покачала головой она, — совсем в другом месте.
— И как же вы справляетесь, одни?
— Нам помогают, — сказала она. — Делятся с нами едой. Предметами первой необходимости. Бывают, конечно, и трудности. Особенно в холодные зимы, когда днем темно, как ночью, и река замерзает… Тогда по льду сюда пробираются псоглавцы, а от них очень трудно отбиться.
— Кто? — Он недоуменно поглядел на нее.
— Ох! — Она прикрыла рот зеленой рукой. — Я что-то не то сказала. Извините.
— Ничего, товарищ марсианка. Я же понимаю. Вы просто еще не очень хорошо овладели нашим языком.
— Да, — кивнула она, — в этом-то все и дело. Вот если бы вы, товарищ Никодим…
— Да?
— ...Задержались на недельку и рассказали бы нам о международной обстановке. Мы были бы вам очень благодарны. И о революционном моменте. Вы ведь наверняка подкованы в этом вопросе?
— Да! — сказал он. — Да! Я, вы знаете, я работал в подпольной типографии. Набирал революционную газету “Правда”, “Манифест Коммунистической партии” товарищей Маркса и Энгельса. Я посещал марксистский кружок.
— Вот и хорошо, — доброжелательно сказала она. — А то мы, кажется, товарищ Никодим, тут немного отстали от жизни. А вы заодно восстановили бы свои силы. У нас тут тихо. Спокойно.
Ему вдруг стало очень тепло и сонно, это, наверное, оттого, что заживает рана, подумал он, хорошо, когда рука больше не болит. Он знал, что пулю, разворотившую ему плечо, так и не удалось вынуть, и она осталась там, в кости, и теперь таким же шестым чувством знал, что больше там ее нет. Какая замечательная, прекрасная идея. Ведь они на своем Марсе наверняка не изобрели марксистско-ленинского учения, иначе Марс сейчас был бы цветущим, прекрасным, зеленым миром и на нем бы росли яблони.
— А где Янка? — спросил он не столько по побуждению видеть ее, сколько потому, что не мог не спросить.
— Товарищ Янка прибудет позже, — сказала женщина, и это было очень просто и понятно: конечно же, товарищ Янка прибудет позже, и тогда он познакомит ее с революционным учением товарища Маркса. Удивительно, почему он раньше этого не сделал…
— А вы покажете мне товарища Ленина? — спросил он сонно.
— Вот ты, Янка, всегда так, — укорял батя, — как вобьешь что-то себе в голову…
Но Янке видно было, что он на нее не сердится, а, наоборот, скорее гордится упрямством дочки.
— Высадила бы его, да и домой… Вон сколько времени потеряла.
— Хотела как лучше, — сказала Янка, накидывая на плечи кожушок и подворачивая косу в тяжелый узел. — Чтобы не забоялся он.
— Такой забоится…
— Не скажи, батя, вон русалка когда играла, ну та, что у третьей верши обычно плещется, он аж позеленел весь.
— А ты ее, заразу, веслом, — посоветовал батя.
— Ну, так ты ж учил… Я ее по рукам, по рукам…
Сметанные стога заносил мелкий серый снег, и все вокруг было серое и рыжее, и Янка почувствовала, как наваливается на нее неодолимый сон.
— Мама уже спит, — сказал отец, кивнув на старую, скрипучую вербу с огромным дуплом, возвышающуюся на заднем дворе. — Да и нам пора. Я, вон, тебя дождаться хотел, аж пальцами веки держу…
— Ага, — согласилась Янка. — Звыняй, батя… Ты вот мне скажи… Мы стараемся, чтобы как люди, чтобы как отец Йожка учил, чтобы добро к ближнему и милосердие… А они почему не стараются? Что
