Стремления к чему? — Почти неопределимо. Выясняется только косвенно, по каким-то проговоркам в стихах. Но когда это настоящие стихи, хватает достоверности проговорок:
Вся эта временность земная,
Дамокловым мечом висящая,
Уравновешена не раем,
А поисками настоящего:
Той истины, что непреложностью
Своей утешит, как любовию,
Как невозможною возможностью,
Как текст — разгадкой послесловия…
Оказывается, что поиски настоящего важнее гарантий райского успокоения.
И подросший ребенок догадывается, что родители действительно могут быть просто заняты, могут находиться вне зоны досягаемости по самым различным причинам. Но означает ли это, что мы сами должны забыть о них, перестать любить и надеяться? — Нет. И Елагина как бы говорит: “Нет!” — внезапно фиксируя странное, вроде бы ни на чем не основанное ощущение какой-то правильности происходящего, здорового обновления души:
Работа лечит, как лекарство:
Вари, стирай да убирай,
Домашнее спасая царство,
Твори труда невидный рай.
С ним в самом лютом гореванье
И в самом горьком из венцов
Вновь Божье различишь посланье
И — выживешь в конце концов!
(“Простой физической работой…”)
Логических оснований для продолжения жизни не находится или мы не умеем их понять, но приходит следующее мгновение, и вдруг оказывается, что почему-то легче дышать, что мир вновь полон красками, и все есть как будто — где-то рядом все есть. Эту немотивированность случайного ощущения полноты бытия Елагина не единожды отмечает в своей книге. Не разум, не чувство, даже не вера, а какая- то странная лирическая интуиция оказывается мудрее нас, открывая иной план все той же самой неутешительной реальности.
Вот это отнюдь не декларативное открытие многоплановости жизни, доступное тем, “кто знает путь зерна и Провиденья”, и составляет, вероятно, основу итоговой книги Елены Елагиной “Островитяне”.
Алексей МАШЕВСКИЙ
С.-Петербург
1 Автор осведомлен о “золотом” и о “серебряном” веке русской культуры. Так вот сейчас у нас только что не “платиновый”.
