— Вы что, совсем дурак? — сказала она сердито.
— А что? Какая теперь разница?
— За рекой нельзя брать у них еду. Только то, что с собой. Вам разве не сказали?
— Ах да, — вспомнил он. — Говорили. Я просто… столько всего произошло.
— Как вы вообще тут оказались? Откуда вы узнали?
— Где, в лодке?
— В Малой Глуше. Не валяйте дурака.
Сонная река плескалась о борта лодки.
— “Адмирал Нахимов”, — сказал он. — Знаете “Адмирала Нахимова”?
— Который утонул? Да.
— Я приезжал туда. В составе комиссии. Родственников поселили в гостинице. Это было… они должны были опознать своих, чтобы забрать их. Они… можете себе представить, что там делалось. Один… был спокоен. Сказал, что ничего страшного, что он знает способ. Можно вернуть…
Он зачерпнул воды, поглядел, как она стекает с пальцев серебряными каплями, потом мокрой рукой провел по лицу.
— Я… спросил его — как? Он говорит, есть один человек. Он знает путь. Ты к нему придешь, он даст тебе бумажку с маршрутом. Очень сильный. Он держит угол мира. С той стороны, где мертвые. Держит. Вот. Может, даже и не человек. Я спросил — а как? Он говорит, не знаю, он скажет. И я… спросил, как найти. Этого человека. Только… всю зиму думал, а потом поехал. Весной поехал. Тут еще очень надо… убедить, что иначе нельзя.
— Я знаю.
— Ну вот, — сказал он и замолчал.
Мимо проплывали темные берега с белой песчаной каймой. В воде у берега кто-то плескался и шумел.
— А тот человек? Который сказал вам? У него получилось?
— Не знаю, — сказал он. — Я так его и не видел. С тех пор. Он сразу уехал. Туда. Он говорил… мало кто оттуда возвращается, и очень редко, когда возвращаются вдвоем. Но попробовать можно.
Он опять помолчал.
— Они были в какой-то краске, — сказал он вдруг. — Вымазаны голубой краской. Этот сухогруз, “Васев”, вез ее, что ли. Волосы были ярко-голубые у них у всех. У многих. Слипшиеся ярко-голубые волосы. Совершенно нелепая катастрофа, как будто… как будто кто под руку толкал, не знаю…
— Теперь уже совсем недолго, — сказала она невпопад.
— Я думал, все будет не так, — сказал он. — Я готовился к другому.
— Р-разговорчики в строю! — вдруг весело крикнул дед, налегая на весла, отозвавшиеся скрипом уключин. — Не положено разговаривать. Осознавать надо серьезность момента. А то высажу, ясно вот тебе?
— Я осознаю, — сказал он устало. В то, что дедок высадит, он не верил, просто не хотелось спорить.
Река тем временем делалась все шире, они миновали еще один остров, разрезавший ее на два рукава, на острове толпились ивы, полоща в воде длинные узкие листья. Прошумел ветер, и по ивам прошла серебряная волна.
Небо на западе сначала было нежно-розовым, потом погасло, и, подняв голову, он увидел, как тогда, в детстве, полную луну, в которую превратился тоненький месяц. Значит, все же так бывает, отрешенно подумал он. Вокруг луны собрались пухлые кучерявые облака, подсвеченные по краям лунным серебром, очень похожие на те, которые он видел в детских книжках, кажется, Корнея Чуковского, с картинками, или в русских сказках, там еще кот булку нес под мышкой. Нет, точно в Чуковском, на рисунке с котом была зима, он вдруг отчетливо вспомнил под шапкой синеватого снега пряничный домик с
