переминалась у кассы; девчонки были коренастые, громкоголосые и все, как на подбор, дурнушки. Женщина с девочкой расстелили на лавке газету и выложили на нее хлеб и завернутое в серую марлю сало.
Пьяный ходил по залу, словно ища, с кем бы подраться, перебросился несколькими фразами со студентами; один из парней вроде замахнулся, второй удержал его за руку, отошел, что-то сказал женщине, огляделся и плюхнулся на лавку рядом с ним. Он брезгливо отодвинулся.
— Не уважаешь? — спросил пьяный.
— Отвяжись, — сказал он и пожалел, что вообще заговорил, тот только и ждал, что на него обратят внимание.
— А пошли, разберемся, — сказал пьяный весело.
У пьяного было красное воспаленное лицо и белые глаза, какие бывают у людей, которые ничего не боятся.
— Что? В штаны наложил? — спросил пьяный. — А спорим, я тебя убью, и мне за это ничего не будет? Спорим?
Особой логики в этом заявлении не было, но звучало оно очень убедительно.
Ему даже показалось, что в руке у пьяного блеснул нож, и вообще, пьяный был не столько пьяный, сколько взвинченный и продолжал накручивать себя еще сильнее.
Он уже начал лихорадочно обдумывать дальнейшие свои действия: извиниться? откупиться? поставить выпивку? пригрозить? Бесшабашная храбрость могла быть и симулированной, недаром же пьяный не стал вязаться к студентам; там было четверо сильных молодых парней. В растерянности он начал озираться по сторонам, и, заметив его взгляд, серьезный молодой милиционер, лопоухий и сероглазый, отделился от подоконника и подошел к ним.
— Проблемы? — спросил милиционер.
— Иди, Костя, сам разберусь, — сказал пьяный.
Но милиционер продолжал стоять, нетерпеливо притопывая ногой в черном ботинке, и пьяный неохотно отошел, что-то бормоча себе под нос.
— Черт знает что у вас тут творится, — сказал он сердито.
— Вы бы поаккуратней, гражданин, — упрекнул милиционер.
— Я-то тут при чем?
— Значит, при чем.
— У вас тут к людям пристают на вокзале, это что, по-вашему?
— Сергеич? Да он мухи не обидит. А вы вот документы покажите.
Он полез во внутренний карман куртки, достал паспорт в кожаной обложке.
— Далеко заехали, — сказал милиционер, глядя на штамп прописки.
— Да уж, — согласился он, — дальше некуда.
— Куда следуете?
— В Болязубы, — сказал он, и пронзительное название деревни действительно отозвалось ноющим больным зубом слева в нижней челюсти.
— Чего тогда сидите?
— Жду, когда касса откроется. На автостанции.
— Касса уже открылась, — сказал милиционер. — А автобус на Болязубы в семь утра.
Он поглядел на часы. Было без пяти семь.
