«правильными» этическими установками: достаточно как следует думать, и все будет хорошо. Причем этого (по крайней мере, в версии 1965 года) должно «требовать» общество! И вера в ценность труда, особенно — умственного, познающего [18] . По сути это типовой набор ценностей советских интеллигентов, воспитанных в коммунистической идеологии, но сделавших в ее адаптированной для себя версии основной акцент — на знания и мышление, «разгадку тайн природы», словом, на интеллектуальные ценности. Не зря самой адекватной, благодарной и внимательной аудиторией АБС еще в 60-е были молодые ученые — «почти такие же, как их персонажи из мира Полудня, — пишет автор. — С этими читателями понимание у Стругацких было абсолютным».
Судя по рассказаному Скаландисом, расхождение с советской властью у АБС и их читателей по большому счету состояло в том, что она не соответствовала заявленным ценностям, в которых сама же их и воспитала. Не оставалось ничего другого, как дать этим ценностям по возможности другую интерпретацию. Во-первых, они сделали это талантливо и на присущем времени языке; во-вторых, многие чувствовали похожим образом. Потому-то АБС, эти жуки в муравейнике советской фантастики, поспособствовали в конечном счете развалу родного муравейника: хотя они «не были диссидентами», но, по мнению Е. Гайдара, «сделали для подрыва этой системы больше, чем все диссиденты, вместе взятые».
Но «история идеологического самосознания» отечественной интеллигенции — все же не (совсем) история самих АБС. Это — история восприятия их другими, то есть часть биографий читавших и воспринимавших. Между тем дело биографа — обозначить корни личных смыслов своих героев, их историю.
Удалось ли это Скаландису? Несомненно. Об этом он пишет много и подробно. Об истоках образов, о прототипах героев, о впечатлениях, из которых позже развились те или иные сюжеты. Я уж не говорю о детальнейшей, по дням расписанной творческой истории: начиная с первых литературных опытов, о которых остались хоть какие-то свидетельства, и до времени, когда — в 80-х — братья перестали писать вместе.
Это значит: задача, хотя бы в первом приближении, выполнена.
Насколько глубоко продуман и оценен автором материал, им же собранный, — вопрос не самый важный. Скаландис — не культуролог, не литературовед и не позиционирует себя в этом качестве. Он (всего лишь) биограф: жизнеописатель. С жизнеописанием он вполне справился, притом в условиях, заметно осложненных тем, что один из героев жив и все написанное надо было с ним согласовывать; задачка — врагу не пожелаешь, между прочим. Культурологические выводы читатель — если уж ему важны именно они — может сделать и сам: материала для этого здесь — на несколько книг. (Кстати, упрек Майи Кучерской в том, что материал в книге «не отфильтрован», «не систематизирован» [19] , тоже не вполне справедлив: он структурирован простейшим и самым ясным образом — хронологически.)
«Окончательной версии того, что такое „Братья Стругацкие”, — пишет Лев Данилкин, — как не было, так и нет». Но «окончательная версия» чего бы то ни было будет разве что после Страшного суда. Пока Стругацких читают, перечитывают и просто вспоминают в меняющихся исторических контекстах, будут возникать новые версии.
Прошло слишком мало времени. Эпоха Стругацких — не вполне прошлое: живы в своем большинстве те, для кого эта эпоха была чувственной реальностью и неотъемлемой составной частью собственной биографии. Поэтому любое рассуждение о значении «феномена Стругацких» неминуемо затронет личные смыслы людей и обернется проблематизацией значимости их жизни и ценностей, в свете которых она складывалась. И касается это также и тех, кто ни к какому фэндому никогда не принадлежал, но дышал со Стругацкими и их читателями одним воздухом.
Что же нам остается сегодня?
Определиться со своим недавним прошлым. Не надеясь занять всецело объективную позицию по отношению к лично значимому и лично пережитому, все же подготовить более объективное понимание нашего прошлого — людьми последующих времен, для которых оно будет просто частью культурной истории. Собрать материал (который мы еще чувствуем как живой) для последующего осмысления. Скаландис сделал для этого так много, как — в отношении его героев — действительно никто другой.
Рассказ о «жизни идей» братьев Стругацких [20] ,серьезный культурологический анализ их присутствия в позднесоветском интеллектуальном и эмоциональном пространстве, несомненно, впереди. И книга Скаландиса — будучи, кроме всего прочего, и сама документом своего времени — станет для такой работы одним из важных источников.
Ольга БАЛЛА
[5] Владимирский В. Биография братьев Стругацких <http://www.krupaspb.ru/piterbook/fanclub/>.
[6] <http://svet-smoroda.livejournal.com>.
