Дробь
Дорогие ослепшие зрители
и дешевые оптом читатели,
если утка взлетела в числителе,
значит, утку убьют в знаменателе.
Все чужое — выходит из нашего
и опять погружается в топь,
в дикий воздух, простреленный заживо:
поцелуешь — и выплюнешь дробь.
От последнего к самому первому
ты бежишь с земляникой во рту
и проводишь губами по белому —
непрерывную эту черту.
* *
*
Есть в слове “ресторан” болезненное что-то:
“ре” — предположим, режущая нота,
“сторан” — понятно — сто душевных ран.
Но почему-то заглянуть охота
в ближайший ресторан.
Порой мы сами на слова клевещем,
но, Господи, как хочется словам
обозначать совсем иные вещи,
испытывать иные чувства к нам
и новое сказать о человеке,
не выпустить его из хищных лап,
пусть цирковые тигры спят в аптеке,
в аптеке, потому что: “Ап!”
У темноты — черничный привкус мела,
у пустоты — двуспальная кровать,
