Актуальное кино — не снимать! — “Искусство кино”, 2008, № 8 <http://www.kinoart.ru>.
Говорит Даниил Дондурей: “Может быть, я выскажу слишком резкое суждение, но, на мой взгляд, в последние годы у нас снимается очень мало фильмов про настоящую, „реальную” реальность. <...> Иногда мне даже кажется, что главная задача авторов и продюсеров — никоим образом не касаться реальных обстоятельств жизни, самой ткани человеческих отношений, характерных для 2008 года”.
Кирилл Анкудинов. Владимир Маканин. “Асан”. Операция без наркоза. — “Литературная Россия”, 2009, № 4, 30 января <http://www.litrossia.ru>.
“Бывают „травматические тексты”. Тексты, которые — часто вопреки авторскому замыслу — попадают в болевой нерв общества. Например, „Доктор Живаго” Бориса Пастернака. Явись он десять лет раньше или десять лет позже — ничего бы не случилось. Просто так сошлись звезды — и безобидный, интеллигентный, не шибко мастеровитый роман Пастернака вызвал цунами. <...> Или, например, несчастные „Прогулки с Пушкиным” Синявского-Терца; вообще говоря, это — эссе для любознательного старшеклассника; ныне его печатают как школьную методическую литературу. <...> Кажется, „Асан” — случай из того же ряда. „Асан” — „травматический текст”. Самое время разобраться в том, что именно в „Асане” так травмировало публику”.
Далее — не очень убедительная защита “Асана”.
Здесь же о том же — статья Андрея Рудалева “Инженерия декоративных душ”: “<...> симулятор, сконструированный искусным и необычайно одаренным автором, но который, однако, перестал заниматься литературой”.
Кирилл Анкудинов. Попытка гармонии. — “Бельские просторы”, Уфа, 2008, № 12, декабрь <http://www.hrono.ru/proekty/belsk>.
“Как поэт на фоне товарищей из „Московского времени” Александр Сопровский, пожалуй, почти не выделяется. Многие ритмические и интонационные ходы его лирики чуть позже подхватит и виртуозно разовьет Сергей Гандлевский — и они станут неотъемлемой частью поэтики Гандлевского (неотразимо воздействуя на представителей младших литературных поколений, таких как Борис Рыжий). Сопровский не был „мастером формы”: менее изысканный и точный, чем Гандлевский, менее музыкальный, чем Кенжеев, неизмеримо более традиционный, нежели Цветков, он если чем и обращает на себя внимание, то — сущностными, содержательными чертами своей поэзии: яростным накалом гражданского чувства и какой-то экзистенциальной потрясенностью”.
“Если заглянуть в знаменитую статью Сергея Гандлевского „Разрешение от скорби”, представляющую собой редкий пример творческого манифеста этого автора (не склонного к теоретическим декларациям), можно не без удивления обнаружить, что поэзия Сопровского едва ли не исчерпывающе укладывается в образ отвергаемого Гандлевским „высокого штиля”. Складывается впечатление, что едкая характеристика „трубадура высокого штиля” специально написана „под Сопровского” (подобно тому как характеристика противоположного типа — „иронического поэта” — специально создана под другого близкого знакомого — „под Д. А. Пригова”)”.
Лев Аннинский. Платим и теперь. — “Искусство кино”, 2008, № 8.
“<...> Валентин Распутин никогда не вписывался ни во что официально советское, будь оно хоть самое доброе. Ни в киноканон, ни в литературный канон, ни в государственную политику тем более. Один только раз вписался, спросив с высокой трибуны, не пора ли России выйти из Советского Союза. Так спросил, что до сих пор живем и помним”.
“Литература — такая вещь (особенно литература на исходе духовной до святошества советской эпохи): неуловимый эротический намек действовал на читателя ошеломляюще. А нынешнего зрителя надо прямо-таки протащить сквозь постель, иначе он не поймет, что происходит. То же и с присутствием войны, на „фоне” которой разворачивается драма [„Живи и помни”]. Распутину в 1974 году не надо было особенно аргументировать это: война все еще висела над памятью и жизнью людей. [Режиссер] Прошкин же, несколько сдвинувший драму с военного поля боя под вековые сосны сибирской тайги, чувствует недобор. И он принимает смелое решение: скомпенсировать этот недобор, досняв к распутинскому сюжету новый финал: праздник Победы”.
Андрей Архангельский. Менеджер — за книгу! — “Взгляд”, 2009, 29 января <http://www.vz.ru>.
“<...> две или три пластинки могут обмениваться между собой только той информацией, которая на них записана, но этот механический обмен не способен производить чего-то нового. Она не рождает нового, эта речь. Одна не способна к оплодотворению другой речью — она бездетна, она непродуктивна. <...> Это люди посткнижной культуры — посткнижного мышления, и речь их, соответственно, посткнижная: она безликая, безвольная, бесполая. Это речь человека, умеющего складывать буквы в слова, но не знакомого с чтением как процессом и этим процессом не преображенного. Это случилось не сегодня и не вчера — но только теперь оформилось в нечто самодовлеющее, закрепилось в качестве нормы уже во втором поколении”.
