Уже переболела Пролеткультом,
Снесла со смехом Чудов и Страстной
И возлила на мумию вождя
Елей фекалий и благоговенья,
Подельников Ульянова зарыв
На месте рва, где грозненский топор
Выравнивал о русскую идею
Синкопы шейных позвонков бояр
И татей. Византийский герб устал
От оппозиции земли и неба
И стал серпом и молотом масонским,
По случаю едва недотянув
До тривиальной свастики. Уже
Неукротимый шляпник Шикльгрубер
Вплоть до Тибета пивом доплеснул,
Усами тронул пепел утра магов
И, отпустив сефардов за кордон,
Обул своих фельдфебелей в скрипучий
И сношенный еще Наполеоном
Сапог похода на Москву. Уже
Соборный разум физиков Сиона
Подвигнул аскетический уран
К решению загадки хилиазма
И богоизбранности. А Святая
Измученная Русь молчит навзрыд
Над прахом своих храмов и путей
И, осенив пентаклем Соломона
Рублёвско-дионисиевы нимбы,
Сутулится печально над своим
Мартенно-мавзолейным миражом,
И — верует, что это не о ней
Символика звериного числа
Исполнилась так яростно и горько.
