я могу написать
километр
а я
не всегда
почти никогда
только когда
мне диктует
население
местоположение
exegi
им
monumentum
вечная память
моментам
В этом отрывке из поэмы «Карамзиндеревенский дневник» сформулирована, пожалуй, суть того способа письма, который избрала Петрушевская-поэт. Цитата из Горациева «Памятника» — пожалуй, даже нарочитая — образует оксюморонную связь со своим контекстом. Отсылая прежде всего не к самому Горацию, а к русской поэтической традиции его переложений, эта цитата вводит мысль о поэзии как о «вечном памятнике» своему творцу, как о «высоком, вечном служении». Но она приходит в противоречие с другой, полускрытой, цитатой — скорее всего из позитивиста Ипполита Тэна. Любое произведение литературы, согласно его теории, полностью обусловлено «расой, средой и моментом». Петрушевская принимает сторону «антиэстетического», «антилитературного» позитивизма — против романтизма. И — попадает в колею натурализма, направления, взявшего позитивизм на свои знамена. Направления, жесткого и жестокого, пристально фиксирующего все проявления («моменты») жизни в их неизбежной детерминации и оттого — не желающего разбирать правых и виноватых. Не так ли построены рассказы Петрушевской, сделавшие ее знаменитой? Герой Пертушевской — это трагический «человек судьбы», в трагедии которого рок травестирован в быт («раса, среда, момент»). Подобный «горизонт обзора» не дает точки зрения вне жестко детерминированного мира. Рассказ нельзя построить извне. Потому что вовне ничего нет. Уровень «события» выстраивает и уровень рассказа о нем. Петрушевская говорит языком быта, давая слово «безъязыкому» сознанию «тетки-обывательницы». У нее в рассказах, как у Зощенко, всегда говорит «другой». Но не то же ли самое она делает в речи поэтической? Не совсем. Ибо свобода формы дает автору лазейку. Вовне изображаемого все же нечто есть. То, что невозможно выразить в прозе, но можно — в лирике (даже если это всего лишь «строчки разной длины»), — это, собственно, сознание автора, которое и делает «память моментам» вечной.
Книга стихов Петрушевской — это фиксация: мыслей, событий. Разнообразные формы рассказа автора о себе. В первой части — заглавной — автор «изобретает» жанр. Парадоски — это игра в определения. Короткий текст, содержащий попытку переопределить очевидное. Причем чаще всего так, чтобы в ходе определения определяемое было вывернуто наизнанку, вскрыло свое тайное неблагополучие:
золото —
это вечная боль серебра
зло
есть начало добра
слабость —
