питерской «Звезде». Две превосходные рецензии на книгу 2003 года «Полуостров» — Валерия Шубинского в «Знамени» и Олега Юрьева в «Октябре» — эту ситуацию «недозамеченности», к сожалению, так и не переломили. А между тем Булатовский — поэт на зависть своеобычный; при всей своей негромкости и лаконичности он смело и свободно играет с еще недооткрытыми просодическими и смыслостроительными возможностями русского рифмованного стиха.
Неглубок
ранки поперечник:
голубок
поглядел в скворечник.
А внутрях —
горсточка помета,
перья, прах
и еще чего-то.
На его стихах лежит как бы некий налет иноязыкости; возможно, причиной тому — его переводческие занятия, о которых разговор особый, — но ведь новый поэт и должен быть несколько иноязычным…
Выключи свет за веревочку
и посиди в темноте,
к сердцу привыкни обновочку,
к тихому тику «те-те!».
«Голос кажется тихим и прерывистым, смахивающим на медленную задумчивую скороговорку, я бы сказал, на гармоническое бормотание, если бы по случайности давней моды все на свете не именовалось (одобрительно) бормотанием».
И хотя Олег Юрьев говорит о бормотанье не без приличествующей иронии, хрестоматийные строчки Ходасевича «Бог знает, что себе бормочешь, / Ища пенснэ или ключи» составляют очевидный и неотъемлемый фон поэтики Игоря Булатовского.
Д м и т р и й С т р о ц е в. Бутылки света. Книга стихотворений. М., «Центр современной литературы», 2009, 88 стр. («Русский Гулливер»).
У минчанина Дмитрия Строцева четыре журнальных публикации — две в «Арионе», одна в «Интерпоэзии» и одна — большая — в «Воздухе». Четыре книжечки в Минске и вот пятая — в Москве.
Строцев — поэт, известный прежде всего изустно. Начинал как бард, вот и стихи читает артистично, зажигательно, шамански, в необычной, ни на кого не похожей манере.
Московская книжка фактически представляет избранное за 1985 — 2009 годы, и это избранное оказывается на удивленье ровным — разнообразным и целостным, как пестрый мир детской игры. (О единстве детски-игрового и безрассудно-религиозного начал в стихах Строцева пишет в предисловии к книге Олег Дарк.)
Все же в охватывающей столь большой период книге, пусть и собранной с установкой на некое единство, нельзя не заметить авторской эволюции: от бесхитростного склада песенки, детской считалки, а то и нескладушки — к более сложным, сбоистым ритмам, свободному стиху; к концу книги все серьезней и обнаженней проступают трагические мотивы.
В современной поэзии существует сектор устойчивой приверженности футуристическим и
