«...Если бы вдруг позвонил Евгений Онегин или Тарас Бульба»
В последующие годы Лидия Корнеевна очень ждала мнения И. Берлина о своих «Записках об Анне Ахматовой». Напоминаю читателю, что они были опубликованы в Париже в издательстве «YMCA-Press», (т. 1 — 1974, т. 2 — 1980).
Л. К. была в 1974 году исключена из Союза писателей, в почтовых письмах надо было соблюдать осторожность. 20 ноября 1975 года Берлин пишет: «Я прочел также кое-что Вами написанное об А. А. и это так глубоко меня задело и напомнило мне столько „пережитого и передуманного”, что я не знал (и не знаю) как суметь сказать Вам чего-то не слишком недостойного». И в другом письме: «Это произвело на меня неимоверное впечатление: ничего лучшего не существует — так мне кажется — со времен Герцена и писем Байрона, как evocation2 не только личности А. А., но и жизни и быта и внутреннего мира целого общества в обществе — по абсолютной правдивости, бесконечной моральной чуткости, полноте и — позвольте мне сказать — благородству (если можно так выразиться) — и, конечно, художественности…» (16/17 июня st1:metricconverter productid='1981 г' w:st='on' 1981 г /st1:metricconverter .).
В дневнике Лидии Корнеевны сохранилась запись о встрече с И. Берлином в марте 1988 года:
«Гость высокого ранга явился минута в минуту. Тяжелая шуба. Трость на руке. Что-то не совсем ладное с глазом (кажется). Но легок, быстр и свободен в движениях. От всякой еды отказался, согласился только на боржом.
Разговор был пустой, потому что я за все 21/2 часа не могла оправиться от удивления.
Когда он ушел, я кое-как записала некоторые реплики.
Об АА: — Она была трудная. Я не виноват, что она сочинила миф.
— Пастернак изо всех сил не хотел быть евреем, он хотел быть белокурым, голубоглазым новгородцем...
— Бродский плох здоровьем. Он не будет жить долго.
— Когда К. И. был у нас в Оксфорде, он, я заметил, очень хотел приобрести английский костюм. Я повел его к хорошему портному. Тот сказал, что для джентльмена такого высокого роста и с такими длинными руками у него костюма нет. Я предложил сшить. „Могу, но это займет 7 месяцев”, — был ответ. Я подумал, что после такого ответа и таких сроков К. И. навсегда разлюбит Англию.
Потом пересказал свою встречу с АА (ленинградскую). Очень смешно изобразил, как Черчиль (сын) орал под окном „Исайя! Исайя!”»
— Это было ужасно, он был пьян.
О себе: — Я тогда был personanongrata, а теперь nonnongrata.
Я его в начале разговора спросила, как мне называть его:
— Исай Менделевич.