Сверкающие ребра дисков поплыли перед глазами, разгоняясь, набирая обороты, ускоряющееся вращение лишило комнату прямоугольных очертаний, а хозяина превратило в абстрактный, никак не умолкающий, снова и снова звучащий на коде голос: ответ, ответ, ответ...
Какой может быть ответ, он издевается, что ли?!
— Марина!
Проморгалась, попробовала подошвой твердую землю под ногами. Вот она я, стою, и Отс очень близко напротив, глаза в глаза, и руки держат мои запястья, и несколько дисков веером на полу, все правильно: еще немного, и доплеснуло бы до края, а так — почти, не считается, пронесло.
— Извините. Со мной иногда бывает.
— Принести вам воды? Может быть, коньяку?
— Спасибо, — позволила усадить себя на кушетку, аккуратно высвободила руки; теперь-то я сумею нормально сформулировать. — Видите ли, Отс, это письмо написал давно умерший человек, и, насколько я понимаю, когда-то он останавливался у вас. Было бы логичнее, если бы письмо нашлось здесь, а не пришло по почте.
— У нас?
— Михайль Коген. Я видела тут его картины. Вспомните, для меня это важно.
Он посмотрел странно. Без недоумения, наоборот, с каким-то чересчур явственным пониманием, которым не спешил делиться со мной, — естественно, после дисков-то на полу. Ничего. Дождусь и дожму.
— Я принесу вам выпить, Марина.
— Давайте. И вспоминайте, пожалуйста.
Отс вышел, и я снова прислушалась, но не уловила ничего, кроме его быстро удалившихся шагов. Да какая мне разница, кто или что спрятано в этом флигеле, смотрит где-то там кино, нажимает на кнопки — может быть, Таша развлекается, а мог и вправду сам собой отключиться давно забытый плеер, какое мне дело до чужих тайн, не отвлекаться, сосредоточиться на собственных, имеющих отношение непосредственно ко мне. Долбить в одну точку, пока не расколешь серый камень с блестящим ободком. Внутри которого вполне может и не оказаться ничего.
— Возьмите, вот.
Коньяк, и неожиданно хороший, явно дорогой; но бутылки Отс не принес, только две приземистые рюмки на подносе. Присел рядом, тоже взял рюмку, отпил чуть-чуть, по-гурмански; и откуда он только взялся в этой этнической дыре, эстетствующий коллекционер-киноман с исчерченным шрамами лицом?..
Но я обещала себе не отвлекаться:
— Вы вспомнили, Отс?
— Марина, — он причмокнул, перекатывая коньяк на языке, — с того самого момента, как вы тут появились, вы только и делаете, что задаете вопросы. Это вполне естественно: если б у вас их не накопилось в таком количестве, вы, наверное, и не оказались бы здесь. Ошибка в одном: ваши вопросы — не ко мне. А также не к Тарье и не к Иллэ.
— А к кому же?
— Видимо, к вам самой. Не волнуйтесь, — он поставил рюмку на пол, похоже, чтобы иметь свободные руки на случай, если я снова начну крушить коллекцию, — со своей стороны я отвечу вам исчерпывающе. Письмо пришло поездом, не с обычным почтовым рейсом, но так тоже иногда бывает, если корреспонденция срочная. Я нашел его утром на станции и как раз из соображений срочности передал вам с Ташей, мы вместе ходили по грибы. Никакого другого отношения ни к письму, ни к предыдущей посылке я не имею и дополнительной информации дать не могу. Теперь Михайль... Коген?
Так. Я зеркально повторила жест Отса: еще одна рюмка у подножия кушетки. Слишком сильное искушение, когда в руке стекло.
— Я припоминаю этого человека, однако очень смутно, а Иллэ и Тарья, думаю, не вспомнят вообще. Если он умер, приношу соболезнования.
И еще один совет, Марина.
— Да.
