Тот самый — отечества дым.
20 января 1978
* *
*
Дед тяжело помирал — не хотелось.
Комкал пижаму в лиловой руке.
Слово какое-то долго вертелось
На онемевшем его языке.
Как он давился его составными!
Но ни промолвить, ни выхрипеть — нет!
Что там рождалось? Раскаянье? Имя?
Жалоба, может, а может — совет?
Кто нам наврал, что глаза — говорящи?
Стонут глаза, умоляют, зовут.
Слово — в его оболочке звучащей
Деду хотелось успеть еще
Нет! Оторвавшись от ткани измятой,
Пальцы уже не осилили жест.
Всё заглушил и замял виноватый
Плачущих родичей траурный съезд.
Солнце на трубах серебряных стыло,
Зимние листья ручьями несло.
Слово — оно не хотело в могилу,
Мертвые губы кривило и жгло.
И, атеист, я взмолился украдкой:
Господи! Так ли умру, от свинца ль —
Только позволь мне уйти без загадки,
Дай досказать, что хочу, до конца!
18 января 1980
* *
*
