До выходных я был Коляном. Это большой мальчик и в сад не ходит. У него есть собака, по вечерам они гуляют. Я вижу их, потому что вечером сижу у ворот, жду родителей. В это время они тоже выходят. У Коляна белая курточка и красные сапоги.
Я хочу такие же сапоги и собаку. Но собаку больше.
Я — Колян.
Напротив садика пожарная часть. Сторож говорит, ее построили при царе. На крыше у нее два больших шара. Сторож говорит, что во время пожара шары зажигали, чтобы предать сигнал остальным башням. Тогда другие пожарные могли прийти на помощь.
Я — пожарные шары.
Летом я был нашей воспитательницей. Думаю, я и сейчас — она.
Я люблю ее с тех пор, когда привезли песок. Не знаю, как это получилось, что я — это она. Наверное, когда много думаешь о человеке, он просто переселяется в тебя.
А еще я — грузовик с песком. Ну, совсем немножко.
Раньше мне нравилось быть папиным портфелем. Перед командировкой он складывал туда газеты, будильник и кипятильник. Не знаю, кто я больше — папин портфель или мамина сумочка. Мама прячет туда счастливые билеты, их выдает в автобусе усатая женщина. Билеты, чтобы желание исполнилось, надо съесть.
Я — билет.
Когда-то давно я был маминым передником, потому что он пахнет луком и картошкой. Я картошка, потому что она вкусная. Чем бы я не хотел быть — это вишней. Однажды я оборвал чужую вишню, и меня больно налупили. Я — не вишня.
Я — окно. Когда мама повезла меня в сад первый раз, я сразу стал окном, потому что в нем было видно весь город. А еще я — шофер. Потому что он крутит баранку и под стеклом у него девушка с волосами, как у нашей воспитательницы.
Сейчас я стою у ворот и смотрю на фонарь. Его зажигают рано, потому что рано темнеет. Если фонарь зажгли, значит, уже поздно. А если поздно, значит, родители не приедут. Повар говорит, что я никому не нужен и меня бросили. Он дурак и не знает, что мой папа очень далеко работает. К тому же я знаю, что это он, а не кошка, убил ворону.
Я — не повар.
Сторож закрывает ворота. Воспитательница берет меня за руку. На ходу я все время оборачиваюсь, один раз даже падаю. Она сердится, трясет меня за руку.
“Вытирай!” — говорит на крыльце.
Я послушно тру подошвы.
Зачем вытирать грязные подошвы о грязную тряпку?
В этот момент на воротах гремит замок, слышен скрип калитки.
Я превращаюсь в камень.
Да, в эти бесконечные секунды я — камень.
Не могу пошевелиться, не могу дышать — но могу слышать.
“Что ты стоишь…” Мою руку отпускают.
Я поворачиваюсь и делаю первый шаг.
Я свободен.
