* *
*
Из шелеста листьев, из плеска воды
мы ловим словцо, полсловца предсказаний
великой удачи и легкой беды.
Мы все расшифровщики краденых знаний.
Мы все самозванцами вышли в жрецы.
А что! Если грубых материй бормочет
язык, отзываясь на властное рцы,
то разве не нужен ему переводчик?
Вот ты и возносишься, гордая тварь
рассудка, над трепетной тварью безумий.
А вспомни, какой открывает словарь,
когда говорить начинает, Везувий.
Бореи удушат струю, а листву
обрушат. И почерком твердым, не смутно
безмолвье на девственном выведет лбу:
беда навсегда, утешенье минутно.
* *
*
Так вышло, и Бог с ним.
Ты мне была товарищ,
пусть мы и целовались,
как Князев и Кузмин.
Наш белый пароход
бочком катился в гавань,
пер, как осетр на камень,
на нерест, наспех, вброд.
На палубе оркестр
гонял фокстрот в финале,
но мы не танцевали,
