Зато он часто подвозит Генюсю и Борюна, несмотря на то что их дом виден с привокзалки.
На всякий случай Спиридоныч сделал лицо безразличным, когда услышал:
— На каком расстоянии от города заканчиваются чудотворные лучи от Почаевской? А вдруг до теть-Вари долетят? Говорил я тебе, толмил я тебе: лучше на дачу!
Вдруг машина заглохла.
— А вот и приехали. С зажиганием какая-то шняга непонятная.
Генюся приоткрыл дверцу: самолеты все время по касательной влево скользили к аэродрому в надежде прикорнуть после длительного перелета. А один, вытянув алюминиевую шею, поднялся и начал мучительно выгребать против ветра.
— Пора и нам грести, — сказал Борюн. — Попробуем голосовать.
“Тачка” какой-то деталью жалобно тенькнула: простите, православные, что-то я сильно того — прихворнула.
Спиридоныч помог им по частям выбраться из салона. Разминаясь, ковыляли по обочине взад- вперед и голосовали.
Непонятные птицы тут залетали, разноцветные, прокашливаясь, как будто хотели запеть хорал.
Скрюченных братьев никто не брал. Они ковыляли дальше. Замерзли. Попрыгали.
И вдруг побежали, торопясь, из города.
...........................................................................
— А почему мы бежим? — остановился и спросил Борюн.
Генюся молча показал дрожащим пальцем на ноги.
Спиридоныч махал им и разевал рот. Через миг ветер на блюдечке принес его слова:
— Заработало зажигание! Сюда! Сюда!
Когда они приблизились, услышали бодрый репортаж по “Авторадио”:
— В эти волнующие минуты машина с Почаевской чудотворной иконой въезжает в наш город. Взволнованные трудящиеся, то есть, простите, православные встречают ее цветами, поклонами и слезами радости! Вот один отбросил костыли…
Позвонила Клара:
— Вы где? Что-то я волнуюсь.
— Поздняк метаться, — плывущим голосом ответил Борюн.
А Генюся, словно оглушенный мешком с горохом, ничего не говорил. Он только смотрел на неизвестно как выросшие на обочине лиловые цветочки и скреб щетину. На что они похожи? Вот у теть- Вари есть вышивка, на ней птица сирин, а вокруг — один к одному — такие же лиловые цветочки.
Спиридоныч смотрел на них и как ни отбивался от новых чувств, но все-таки они в него влетели.
— Поворачивай домой! — властной рукой показал ему Генюся.
На шоссе Космонавтов два алконавта, сухих и жаждущих, бросились под колеса.
Спиридоныч заскрипел тормозами и зубами в том смысле, что их никакое чудо не берет. А те встряхнулись и бодро побежали по своим алконавтским делам. Раскрыл таксист рот, чтобы выпустить привычную стаю черных слов, но сегодня они только выглянули из его рта и спрятались. Сегодня им не очень хотелось. И он улыбнулся всей корой лица.
