вагон-ресторане! Туда мы Колю поставим. Вышибалой!
— Всегда готов! — поднялся и принял рабочую стойку Мордва: пудовые кулаки наперевес.
— А меня — барменом! — присоседился Шнурок. — Я умею коктейли делать!
— Вот за это и выпьем! За нашу бригаду!
Выпили. И не раз. Выходили покурить. Болтали. Играли в карты. Глядели телевизоры. В одном из них, с видиком, была настоящая «Бригада» — длинное кино про Сашку Белого да Пчёла со стрельбой, ресторанами и прочей веселой жизнью. В другом — показывали новогоднее кино: там славили Рождество, принимая щедрое угощенье, которое было бы не лишним и на этом столе: домашние колбасы, жареные утки да куры, горилка да наливка.
— Может, и нам пославить?! — позавидовал Васька. — Пройтись по хутору со звездой. «Рождество твое, Христе Боже наш…»
— У нас наславишь… — вздохнул Коля Мордва. — Одни бабки.
— Бабки тоже бывают всякие, — убеждал Васька. — Вон бабка Куля. Миллионерша! Военную пенсию огребает! У нее полон погреб всего.
— Вот именно. Погреб. А на нем амбарный замок.
— К Бугру можно пойти. Уж там наготовлено…
У бывшего колхозного бригадира, ныне торговца и фермера, конечно, «наготовлено», но…
— Кобеля спустит, — сказал Коля. — Последние штаны оставим.
Серёню с Королихой эти разговоры обходили стороной. Они вспоминали школьные дни, одноклассников, учителей: кто уехал, а кто остался. Тепло об этом вспоминалось и хорошо говорилось. Будто вернулось прежнее: время и годы. Они говорили негромко, лишь для себя, словно ворковали. Молодые, красивые…
Ване Шнурку эти беседы не нравились. Он тоже на Королиху завидовал, надеясь на случай. А теперь вдруг объявился Серёня при новом костюме, словно петух. Выпил, окосел и прилип. Вот-вот под юбку полезет.
Иное заботило Ваську Дрота. Оглядев пустеющий стол и убрав порожние бутылки, он сказал со вздохом:
— А к Бугру надо бы сходить. Пивка взять и кое-чего еще. Но ведь не даст, гад, под запись. Скажет, увеетесь в город — ищи вас…
— Не даст, — со вздохом подтвердил Коля Мордва.
Бугром звали, по привычке, бывшего колхозного бригадира, который нынче занимался самогоном да торговал всякой нуждой.
— А Шнурку он и вовсе не даст, — вслух подумал Васька Дрот и пожурил: — Нет у тебя, Шнурок, никакого авторитета.
Ваню Шнурка эти слова больно задели. Тем более что хихикнула Королиха. Он дернулся, от печки поднялся и сказал резко:
— Не славить надо, не просить подаянку, а за горло брать! За горло! — показал он на телевизор, где и впрямь брали за горло. — Как они! Понятно?
Это было так неожиданно для тихого Шнурка, что все засмеялись.
И тогда Шнурок словно взорвался, заорал:
—?Смеетесь! Только и умеете ржать! А вас шкурят кому не лень!
Вас дрючат! Спереди и сзади! А вы ржете от радости!
Нового взрыва хохота Шнурок не выдержал и ошпаренно вылетел из хаты.
— Перепил… — вослед ему сочувственно сказал Васька Дрот. — С непривычки. Ладно, остынет — вернется…
