Но, преодолевая искусы определить новый роман через классические образцы, прочесть в контексте то метафорической поэзии, то современного кинематографа, Бавильский делает вывод: «„Перс” ведь получился таким живым и горячим потому, что для Иличевского это поисковый текст, способ проверить и сформировать какой-то новый, собственный жанр. Большая книга, возвращающая веру не только в литературу».
Это, на мой взгляд, лучший ответ на тезис Белякова о неудаче Иличевского. Что такое удачный литературный текст? Чем мы меряем удачу? Соответствием неким образцам. Удача сопутствует канону. А там, где канон игнорируется, литературной удачей и не пахнет. Пахнет риском, неведомым (профессиональные разрушители канонов тут не в счет: они ведь тоже от канона зависят, не будь эстетики большого стиля или русского романа — так над чем Сорокину было бы оттачивать свой топор?).
Итак, мы имеем два противоположных мнения. 1. Неудача. 2. Книга, возвращающая веру не только в литературу. Присоединяюсь ко второму. Но попробую все же объяснить, почему.
Вопреки утверждениям, что роман лишен сюжета, что это — нагромождение плохо связанных друг с другом эпизодов, я вижу как раз продуманность структуры романа и органическую связь сюжетных линий. Другое дело, что связь эта требует осмысления.
Композиция повествовательного произведения чаще всего носит линейный характер. Берется герой (или несколько героев), и рассказывается история жизни (или они переплетаются). Экскурсы в прошлое, воспоминания персонажей не меняют сути. Можно взять лист бумаги и изобразить последовательность развития событий почти любого романа на плоскости.
Чтобы представить себе композицию романа Иличевского, потребуется взять трехмерную фигуру, например шар, и в центр его поместить ту точку пространства, которая является своего рода героем романа. Это — Апшерон.
Произвольно ли выбрана эта точка? Чему обязан Апшерон той ролью мистического истока жизни, перекрестка цивилизаций и религий, которой награждает его автор?
Простой ответ подсказывает биография Иличевского: не хочет ли писатель, родившийся в поселке нефтяников, на восточной оконечности Апшерона, сделать из места, стоявшего в центре его детского мира, едва ли не центр мироздания?
Ответ неверен или по крайней мере — верен лишь отчасти. Детство детством, оно необыкновенно важно в структуре книги, из него вырастают настоящее и будущее. Сюжетные же линии из точки под названием Апшерон прорастают не только в будущее, но и в прошлое. Все то, что кажется на первый взгляд какими-то краеведческими экскурсами, историческими отступлениями, является на самом деле скрепами сюжета.
Альфред Нобель, отстроивший Баку, напоивший город и привезший почву из плодородных земель, чтобы высадить восемьдесят тысяч редких растений, Коба, шантажировавший нефтепромышленников поджогами и саботажем, авантюрист Яков Блюмкин, устраивавший всемирную революцию в Персии, а по пути туда обосновавшийся в Баку, Велимир Хлебников, одержимый Персией и верящий в приход мехди — скрытого имама, способного установить власть над временем (что рифмуется с его «Досками судьбы»), Рудольф Абих, иранист и военный разведчик, ученик Вячеслава Иванова и соратник Блюмкина, завороженно читающий хлебниковские «Доски судьбы», не просто мелькают на страницах книги. Они формируют пространство романа.
Конечно, есть определенная искусственность в том, чтобы на родину рассказчика, пропитанный нефтью полуостров, где раскинулся Баку, привезти не только его самого после семнадцати лет отсутствия. Не только бывшую жену-немку, вышедшую замуж за американского нефтяного трейдера и скрывающуюся от своего бывшего мужа, чтобы не давать ему видеться с сыном. Но даже друга Керри Нортрапа, отставного военного американского моряка, которому на Апшероне особенно делать нечего, так что автору пришлось построить для него ангар аэродрома и завезти тонны оборудования для проектируемой американской базы. Но ведь подобные натяжки — обычное дело в литературе.
С какой стати, к примеру, в ничтожном провинциальном городке собрались все герои «Бесов»?
Однако если сюжетные линии современного романа сходятся в районе Апшерона отчасти благодаря произволу автора, то волны времени, силовые точки истории сталкиваются здесь как бы помимо его воли. В месте их пересечения с вымышленными героями и возникает романное напряжение.
Каков наиболее простой ответ на вопрос об особенностях Апшерона? Что возвело огненные алтари зороастрийцев на Апшероне, что приводило сюда индусов-огнепоклонников, Нобелей, Ротшильда? Нефть и газ, вырывающиеся на поверхность земли.
Много книг написано о том, как ищут нефть и ее добывают, как на ней богатеют, как из-за нее убивают. Но я не помню, чтобы кто-нибудь, кроме Иличевского, ставил вопрос о метафизике нефти. Сам он, правда, уступает приоритет Алексею Парщикову, которому благородно и посвящен роман. Тема нефти тревожит Иличевского давно, и, возможно, стоило бы тут вспомнить все, что раньше было им на эту тему написано, от романа «Нефть» до десятилетней давности эссе «Опыт геометрического прочтения: „Нефть” и „Долина Транзита” А. Парщикова» [7] . Но я боюсь увязнуть. «Метафизика нефти в романе Иличевского» — вообще-то тема
