вальс.
На второй день в Саидовской студии Бух проиграл все подготовленные им гитарные партии. Выспавшийся Брюх спел все свои двенадцать вещей. Затем две песни пропел Дух. Оставалась последняя операция — прогон полученного микса через самодельный ревер и одновременная запись на “Олимп”. Хронопы сгрудились у большого никелированного магнитофона, предвкушая момент, когда можно будет прослушать окончательную версию альбома. Уже и название кто-то предложил — “Сержант Пеппер, живы твои сыновья!”.
Вихрев отключил звук, поэтому в комнате стояла тишина, нарушаемая легким шуршанием магнитной ленты. Когда лента с левой катушки перетекла на правую, все, счастливые, зааплодировали. Совершенно не сговариваясь. А ведь они еще так и не слышали окончательный микс.
— Вы пока перекурите, — предложил Вихрев, — а я пленочку назад смотаю. Потом надо приклеить ракорды в начало и конец пленки. Думаю, еще полчаса уйдет. Может, я пойду посплю, а завтра перемотаю и склею. Руки уже не слушаются. Да и слушать надо на незамыленное ухо.
Хронопы загалдели. Возможно, каким-то участком мозга, отвечающим за совесть, им было жаль Вихрева, который не спал почти пятьдесят часов (в его глазах от напряжения полопались капилляры), но желание послушать альбом здесь и сейчас было сильнее. Вихрев покачал головой и снова вернулся к своим манипуляциям с катушками. Не исключено, что он был большим хронопом, чем сами хронопы.
Пошли курить на улицу. Шел шестой час утра, девичья часть хронопов разъехалась по домам еще до комендантского часа. Кит делал хронопам какие-то знаки, но никто не смотрел на небо.
— Идеальный альбом для января восемьдесят пятого, — начал Кух, сдвинув сигарету в уголок рта, на манер Клинта Иствуда из “Хорошего, плохого, злого”.
— Подожди каркать, надо сначала послушать. — Иррационализм Куха наткнулся на прагматизм Нюха. — Я не совсем доволен, как сыграл. Если бы времени было побольше, можно было бы побольше поэкспериментировать с саундом.
— Много студийного времени никогда не будет, — философски заметил Бух. — Я тебе говорил, что надо больше заниматься инструментом.
А ты все свои госы зубришь…
— Так у меня же госы не перенесли, как у тебя. Сам же понимаешь, что “Хроноп” не прокормит. А наличие диплома никому еще ничего плохого не приносило. — Железобетонная позиция! Впрочем, хронопы никогда всерьез не заморачивались будущим. Жили сегодняшним днем. Морщились от слов Нюха, хотя подсознанием и отдавали им должное.
— Вот мы с Духом сдали свои госы, защитили дипломы. И что делаем? — Брюх развел хронопью демагогию. — Дух чертит свои бесконечные секретные крюки портовых кранов, что само по себе смешно. Я гляжу в свои схемы, как коза на дацзыбао. Кто победил — мы систему или система нас?
— Систему не победить, — заметил Кух. — Лучше всего взлететь над ней и наблюдать ее плавное падение. Как у БГ: “Мы стояли на плоскости с переменным углом отражения…” Только в нашем случае плоскость не горизонтальная и не вертикальная. Она такая, какую мы выбрали. Наблюдение — тоже вполне себе занятие. По крайней мере — честное.
— В соответствии с теорией Великого пути, — перебил Бух, — совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Великий путь совершенномудрого — деяние без борьбы.
— Без борьбы… — эхом отозвался Дух.
Зачем он это повторил, так никто и не узнал, во всяком случае, в этот день.
В коридоре вырывал с корешками уши грохот выбиваемой двери.
И скоро все помещение заняли люди с масками на лицах. Вооруженные и очень опасные. Красные глаза и оружие.
Хронопов, включая Вихрева, отвезли в здание на Воробьевке
Хронопов, включая Вихрева, отвезли в здание на Воробьевке. Там их разделили.
Брюха допрашивал Сухарев.