— Мне оставь глоток. — Вяленый сплюнул.
За секунду пивчанского не стало.
— А трубка? Захватил?
Второй хмырь в который уже раз занырнул в карманы, и одна из рук вытащила резиновую трубку медицинских целей.
— Пойдет?
Вяленый покрутил трубку, понюхал ее:
— Вот сам и соси…
Второй хмырь не обиделся. Открыл крышку бензобака “победы”, засунул трубку. Попытался всосать топливо осторожно, но все равно полглотка угодило в пищевод. Он секунд сто двадцать отплевывался.
— Ох, люблю я бензинчик, макну в него мизинчик, — отплевывался и шутил. Нацедил полбутылки.
— Ты как в первый раз, — сказал Вяленый.
Они обогнули дом и перелезли через невысокий штакетник. Вяленый полил из бутылки деревянную стену. Хватило на два квадрата площади.
— Кнокай! Мало ведь нацедил.
— Сам бы и сосал, это тебе не рататуй, — осклабился Второй хмырь. Сплюнул. Чиркнул спичкой вхолостую, второй. Третья сработала как надо. Стена неярко запылала.
— Может, еще сходить отсосать? — спокойно спросил Второй хмырь.
И уже полез в карман за трубкой. Но январский ветер сделал свое дело.
— Зашкандыбали! — спохватился Вяленый и побежал.
Перелезая через штакетник, Вяленый порвал брючину. Удерживая равновесие, попал левой себе в травмированный глаз.
“Сплошная суета”, — подумал он, торопливым шагом удаляясь от дома 4б.
Скоро дым уже был виден отовсюду.
Первой запах дыма услышала хозяйка дома. Когда она выскочила проверить, что и как, кухня и лестница в подвал догорали. Перекрытия грозили обрушением. Мэри вбежала назад, как безумная:
— Горим!!! Все за водой!!!
Трое — Вихрев, Дух и Бух — схватили ведра в коридоре, стены которого тоже лизали языки пламени, и кто в чем был побежали на колонку.
Как-то Бух, прозванный так за любовь к счету, засек время, за которое на колонке наливается одно ведро. Выходило — минута сорок. Три ведра — пять минут.
Когда прибежали, огонь обнял весь дом. Мэри вытаскивала какие-то вещи. Выплеснули ведра. Капля в море. Побежали за новой водой.
Старший лейтенант Сбитняков с летучим отрядом прибыли по адресу: улица Славянская, 4б, когда пожар потушить было уже невозможно. Мэри с обгорелыми на макушке волосами стояла поодаль и орала в голос. Рядом стояли хронопы, включая тех, кто принес красненькое.
В сугробе валялся опрокинутый “Олимп”.
