Мой мир…
Умер Михаил Рогинский, замечательный человек и художник.
Я с ним немного общался в начале своей живописи, показывал свои работы, смотрел его картины, мне все было в них интересно.
В одном из писем из Парижа Рогинский писал: “У нас живопись была — „мой мир”, а здесь — просто живопись…”
Разумеется, “мой мир” и “просто живопись” — крайние точки, разные художники на этой шкале в разных местах. Кандинский — больше “живопись”, он интересовался ее элементами. Пикассо — тоже сюда, хотя потеплей. Миша Рогинский с его “Чайником” и “Спичками” — ближе к “моему миру”, что бы ни декларировал в разные времена. Важно, сколько страсти, сердца художник вкладывает и в простые элементы живописи (Кандинский), и в свои лабораторные опыты (Сезанн). Если много вложено, сердце пробьет любую схему.
Понятней, ближе, когда люди не зажимают сердце в кулак, а сразу, прямо чувством говорят. Если прямо и сразу, то есть шанс, что не банальность. Почти все великое, что сделано в искусстве, идет от искреннего переживания, непосредственного чувства.
Темы и Типы…
Есть художники, независимо от таланта, которые пишут о том, что знают. Иногда они рассказчики, иногда исследователи. Художники — в широком смысле, я имею в виду — и писатели и живописцы, а может, еще музыканты...
Сезанн пятна бы не поставил, если б не знал, какое здесь должно быть. Но доходил до этого не теорией, а чувством, интуицией, оттого писал картины невыносимо долго.
Моэм писал о себе в автобиографических “Итогах” — с холодком и полным пониманием того, что хочет сказать. А чего не знал, того не писал. Оттого, наверное, романы так себе у него…
И даже великий визионер Эль Греко, пусть сидел в темноте и представлял — но видел ясно, а потом писал.
И разумом и чувством они доходили до своего предела, но писали только то, что знали. Или им так казалось.
Другой тип художника — ему неинтересно писать о том, что знает. Если он рассказчик, то неинтересно рассказывать такое. Если исследователь — тем более, ищет то, что знает недостаточно. Если такой художник пишет о себе, что и как он будет писать? Антипод Моэма, он будет искать то, что в себе не понимает. Но как писать о том, чего не понимаешь? Постепенно приближаясь? Вокруг да около, сужая круг? Ставя больше вопросов, чем находя ответов?
Читая умные, наполненные рассуждениями воспоминания, рассказы о жизни “как она есть”, а такие книги сейчас особую ценность представляют... ловлю себя на мысли, что в них, в сущности, снята “стружка” с жизни. Это может быть интересно и ловко сделано и полезно читающему... но до поры, пока он не начнет ставить свои вопросы, искать аналогии. Тогда лучше взять книгу, где ничто не сказано из точно известного, а только — вопросы, только вторжение в область неясности, только нащупана проблема…
Только ощущение невозможности дотянуться...
Про рыб…
— Фу, обглоданные рыбы...
Не раз на выставках услышишь. Голоса любителей прекрасного.
Другие, с постной миной — евангельскую рыбу вспомнили...
А художник... ничего такого не хотел.
Съел рыбешек, скелетики нарисовал.
Графичный у них, говорит, скелетик.
Рем и Паоло…
Учитель спросил как-то: “Любите этих сикейросов?”
Мне не нравились.
