А как счастливы они были, молодые, глупые, красивые, когда катались по ночному городу — Олег тогда только купил “восьмерку”, а Танька была на четвертом месяце, и оба они по этим причинам, конечно, не пили, но колбасились на какой-нибудь полянке — как пьяные, распахнув дверцы, врубив радио на полную...
“Затруднено движение по внешней стороне Садового кольца”, — очень озабоченно сообщал динамик, и в их сонном городке это могло вызвать только улыбку. Темнело. Синева ломила глаза. У подъезда дома-“корабля” пришлось постоять минут пять, подождать, пока кто-нибудь выйдет, потому что Олег набрал наудачу несколько квартир по домофону — в одной не ответили, в другой послали матом. При ребенке. Уроды!
— Папа, а позвони маме!
— Слава, понимаешь... Мамы еще нет дома. Ты ее подождешь немножко? Ты же взрослый? Они с дядей Сережей скоро придут!
Лифт поднимался долго и торжественно, как на эшафот.
Олег долго звонил соседям. Никого нет. Черт. Черт. Озирался. “Хорошо, хоть лампочка на площадке горит”, — какие кошмарные мысли.
— Славик, ты посидишь тут, ладно? Мама скоро придет!
— Я не хотю! Я с тобой хотю! — Он захныкал...
Не зацикливаться. Рисковать. Олег плохо понимал уже — что надо, что нельзя, летел через две ступеньки, к другой жизни, к... он задыхался; он почти опаздывал. Без девяти девять.
БАХЫТ КЕНЖЕЕВ
*
НЕ СПИ, НЕ СПИ
Бахыт Кенжеев родился в 1950 году. Окончил химфак МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Лауреат нескольких литературных премий. Живет в Канаде, США и в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
* *
*
Тише вод, ниже трав колыбельная, сквознячок с голубых высот,
бедный голос, поющий “ель моя, ель” с бороздок пластинки под
антикварной иглой из окиси алюминия. Не смотри
на тычинки в приемном лотосе и родной мимозе: внутри
чудо-яблочка — горе-семечко, и от станции до сельпо
заспешит золотое времечко по наклонной плоскости, по
незабвенной дорожке узенькой, мимо клуба и овощной
базы, чтобы подземной музыкой, ахнув, вдруг очнуться в иной,
