— Погоди, Константа!.. Наливаем!.. Что? Перешли все на водку?
Артем дал время… Заодно поощрил сидящего с ним рядом Колю Угрюмцева. Дружески, туда-сюда, треплет стриженую голову жующего пацана:
— Вот, господа! Получите!.. С нами за одним столом начинающий художник… Как имя? Напомни.
— К-коля.
— Нет, друг мой!.. Ты художник. Привыкай называть фамилию, когда у тебя спрашивают имя. А Коля и Вася здесь никого не интересует.
— У-у-угрюмцев я.
— Принято… У нас, господа, некоторые проблемы с речью. К тому же волнение.
— Ура, Константа!
— Тихо! Наш Николай Угрюмцев совсем юнец. Обычный пацан, мальчишка!..
Артем легко разгоняет крепкие и нарядные, послушные ему слова. Артема Константу, если он этого не хочет, не перебить:
— А знаки перемен — совсем рядом… Да, пацана выгнали из школы… Но из какой школы? Это потрясает!.. Вам, господа, не угадать. Ну-ка?.. Слабо?.. Так вот — его выставили из некоей самодельной гэбэшной школы… лучше сказать, его выгнали… изгнали из славных рядов ГБ.
— О!
— О!
— Ого!..
Застолье хохочет.
— Однако, господа, что смешного?.. В школе ГБ мальчишке развили и остро отточили именно зрительную память. Главное оружие как для будущего художника, так и для будущего гэбиста — глаз.
— О да!
— О да!.. На всю жизнь память!
— А меж тем, — продолжает, балуясь, Артем, — а меж тем духовное рождение юного художника Угрюмцева, обрыв его духовной пуповины увязан… косвенно… с Водометной выставкой. Которую мы только-только поминали… Такие нынче времена. Знаки новизны, как ручьи, стекаются издалека!
Артем еще раз поощрительно похлопывает юнца по стриженой башке:
— Молодец! Был на выставке!
И вот ведь вновь ожила недавняя Водометная выставка художников.
Случайно или нет?.. Как знать!.. В отвязном, пьяно-победном застолье так бывает, что некий необязательный факт (или, к примеру, чье-то случайное чужеватое имя) вдруг возникает повтором… дважды!.. словно бы напрашиваясь зачем-то к нам в питейный разговор. Словно бы просясь войти… Словно бы легкий стук-стук в дверь. В нашу дверь.
*
Но Артем как-то не угадал. Слишком спокойный, он попросту сбавил голос до проторенно застольного трепа:
