успела его поблагодарить.
— Спасибо, Боже, — шепчет Жанка, — но...
Её тело на глазах становится изящней, тоньше, меньше, совсем крошечным. На спине вырастают серовато-серебристые крылья — и вот гигантский ночной мотылёк слетает с подоконника в небо, пролетает над двором, над мироновскими тополями, над мироновским вокзалом. Полёт даётся тяжело, потому что крылья слишком большие и слишком тонкие. Кто-нибудь может подумать, что это летучая мышь или даже сова, но уж никак не мотылёк.
— Благодарю тебя, Боже, — шепчет Жанка уже откуда-то оттуда, — но я просила не Царства Небесного. Ты дал мне слишком много. Я просила всего лишь Его.
Canis lupus familiaris (Собака)
Эльвира Владимировна сидит в кабинете № 17. Чтобы найти этот кабинет, нужно подняться по деревянным ступенькам на второй этаж и пройти в конец тёмного коридора.
Эльвиру Владимировну все боятся, потому что она очень принципиальная. Так что в её кабинет заходят обычно лишь те, кто с ней не знаком. Или по ошибке. Или из любопытства — чтобы своими глазами увидеть наипринципиальнейшую женщину на свете.
Внешне Эльвира Владимировна — обыкновенная, ничем не примечательная женщина, волосы обесцвечены пергидролем. Маленькое строгое лицо, не ведающее милосердия. Маленькие фиолетовые губки, сложенные бантиком — из тех бантиков, которые цепляют на похоронные венки. Ногти аккуратно выкрашены красным — цвета артериальной крови. Юбка — чуть ниже колен, в узкую элегантную полоску. Такой же полосатый элегантный пиджак. Минимум украшений. Иногда Эльвира Владимировна надевает очки — “ЧТОБЫ ЛУЧШЕ ТЕБЯ ВИДЕТЬ”.
Ты приходишь к Эльвире Владимировне, допустим, в понедельник.
Понедельник — единственный приёмный день.
Ты — уверенный в себе гражданин Украины. Дважды бывал за границей. Свободно владеешь разговорным английским. Знаешь, что чиновники существуют потому, что ты, выплачивая налоги, их кормишь. Короче, ты входишь в кабинет Эльвиры Владимировны со всей гордостью страны, которую через двадцать лет, возможно, примут в ЕС.
Эльвира Владимировна сидит за столом. Она ничуть не удивлена твоему появлению. Она, можно сказать, тебя только и ждала.
Внимательно оглядывает вновьприбывшего с головы до ног и говорит:
— Подождите, пожалуйста, за дверью.
— Почему?! — негодующе удивляешься ты. — Почему я должен ждать за дверью?! У вас никого нет, вы не разговариваете по телефону, сейчас не обеденный перерыв... Почему мне нужно ждать за дверью??
Эльвира Владимировна не отвечает, а просто смотрит на тебя, и ты, хоть и продолжаешь негодовать, почему-то всё равно выходишь за дверь и ждёшь. Твоё гражданское достоинство пошатнулось. Ты невольно утыкаешься в идиотские стенды, развешанные в коридоре, ты узнаёшь, что АЛКОГОЛЬ + СИГАРЕТЫ = ПОЖАР, а СЕКС — ПРЕЗЕРВАТИВ = СПИД. Бессмысленно бормочешь себе под нос детскую считалку: “стоп-кали-ка-тошка-чёрная-кошка”, но считалка не приносит успокоения.
Да что же это такое?! — срываешься ты. Сколько можно это терпеть?!
Врываешься в кабинет № 17, разгорячённый и злой. Сейчас ты ей покажешь! Она на коленях станет просить о пощаде!
Эльвира Владимировна всё так же сидит за столом. Она не удивлена. Она ждёт тебя. Она знала, на что ты способен, и готова принять бой.
— Отвечайте! — начинаешь кричать ты. — Кто дал вам право держать меня за дверью?! Я пришёл к вам, потому что у меня проблема, которую вы должны решить! И ваша работа — помочь мне, а не сидеть за столом и красить ногти в этот жуткий красный цвет! Вы должны улыбаться мне, щебетать вокруг меня, извиняться и... и... облизывать меня!
— Вы и вправду этого хотите? — спокойно и терпеливо спрашивает Эльвира Владимировна, а ты вдруг опять становишься крошечным-крошечным лягушонком в огромном болоте.
— Послушайте, — говоришь ты уже спокойнее, — я живу в доме тридцать дробь тринадцать по улице Фрунзе. За этот дом отвечаете вы. Ваш ЖЭК, хотел я сказать. И в нём, в этом доме, уже третий месяц не работает лифт. Моя квартира на девятом этаже. Уже три месяца я бегаю по ступенькам, как пятнадцатилетний мальчишка. Сто шестьдесят две ступеньки. Немного, если по ним ходить день-другой. Но три месяца?! Почему вы ничего не сделали за три месяца?!
Эльвира Владимировна поднимается из-за стола и улыбается. Но как-то странно.
Ты уже не хочешь, чтоб она отвечала. Ты вообще жалеешь, что сюда пришёл. Чёрт с ним, с лифтом. Ходил по ступенькам три месяца — походишь ещё три. Тоже мне — социально активный нашёлся! Пусть кто-нибудь другой жалуется.
— Что вы делали три месяца? — шепчешь ты и пятишься к открытой двери. — Что вы сделали за три месяца?
Эльвира Владимировна встаёт напротив тебя и говорит так, словно её насмешливый тон вот-вот сменится рыданиями:
— А ты? — говорит она. — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!!
— Я? — Ты показываешь на себя пальцем, из последних сил надеясь, что в комнате есть кто-то ещё. — Я?
— Да! Ты! Что ты сделал за эти три месяца, пока не работал лифт?
У тебя голова идёт кругом. Ты хочешь спрятать голову в тёплый торф. Ты хочешь, чтоб у тебя не было головы — только позвоночник. Что ты сделал? Ты не можешь ответить на этот вопрос. Всё зависит от того, с какой стороны подойти, как посмотреть.
— О чём конкретно вы хотите знать? — бормочешь. — Что я сделал где? Вы про лифт?
Эльвира Владимировна молчит.
— Но я не должен был ремонтировать лифт... Это не в моей компетенции... Это не моя обязанность...
Молчание.
— Или вы про работу? Мою собственную работу? Или про мой дом, да? Что я сделал дома? Объясните, о чём вы!
Ты видишь, как на строгом сухом лице Эльвиры Владимировны появляется гигантская слеза. Слеза течёт по впалой щеке и, согласно законам земного тяготения, вбирая в себя микроскопические песчинки жэковской пылюки, чёрной туши и дешёвого тонального крема, падает на пол кабинета № 17. И ты вздрагиваешь. Ты хочешь дать дёру отсюда, ты хочешь поскорее попасть на свой уютный девятый этаж, потому что с тебя уже хватит. Хватит. Ты не на Страшном суде. Ты не перед священником.
— Все мужчины — собаки, — говорит Эльвира Владимировна и возвращается за свой стол. — Пошёл вон отсюда!
И ты уматываешь, едва сдерживаясь, чтобы не заскулить.
Мучаешься. Несколько дней не можешь найти себе места. Не спишь ночами. Нервничаешь.
И что же это она, сраная бюрократка, хотела сказать? Что она себе позволяет? Лифт не ремонтируют уже три месяца! 162 ступеньки утром и вечером. Вниз — вверх, вниз — вверх. А ты хоть и не ездишь на лифте, но платишь за него. Да-да. Каждый месяц по гривне с копейками. Тебе не жаль гривны с копейками. Просто из принципа. За что ты платишь? Как вьючный осёл, выдряпываешься каждый день по ступенькам да ещё платишь ЖЭКу за это деньги? Такое может быть только здесь, в этой сраной стране, которую, возможно, через двадцать лет возьмут в ЕС. Нужно кому-нибудь на неё пожаловаться, думаешь ты.
