да чем угодно, что растёт под окном.
Она мысленно крошила траву над миской,
потом перевернула миску вверх дном.
Вот он приходит с работы, вот он пасется,
вот огород, лужок, низинка, болотце.
Она представила себе улыбающуюся отбивную —
в кровь с молоком загрызу, пусть думает, что ревную.
* *
*
Это был такой дом, такой дом,
такой богатый в Одессе,
такой адвокат в Одессе,
о нем даже писали в прессе,
но это потом.
Они надевали такие платья, такие балы,
они давали такие балы, такие шарады.
И там от еды ломились столы,
и это по тем временам,
когда ничего не доставалось нам,
и там никому никогда не были рады.
Но как там смеялись, как хохотали,
устраивали конкурс на хохот, жена адвоката
смеялась до сипоты, до как закалялась стали,
страшно смеялась, утробно,
и прохожие, перебиравшие улицу мелко, дробно,
умирали от ужаса, воскресали от мата.
А жена адвоката — брюнетка, папильотки, шарлотка —
хохотала всю ночь,
и, говорят, даже хрустальный бокал
треснул, так громко было — невмочь,
такая, значит, у нее носоглотка,
такой, выходит, вокал.
