боясь удариться по неумелости. Руки держал поначалу прижатыми. Потом выпустил их впереди. И очень помогло координации. Так освоился, что вот сейчас в несколько секунд проскользил весь зал. Еще он дышит. Не этим воздухом, и не все время. Дышит почти как и раньше. Только не легкими, а всем телом. И потраченные силы очень быстро приходят.
Рони «темнит», он сам намекнул на это. Они уже идут под городком Джейн и ничего не проверяют. Хотя и без того ясно — город очень уязвим. Их первый горизонт всего в десяти-пятнадцати ярдах от поверхности, и уходящие вверх стволы наверняка упираются в фундаменты или просто в грунт на участках перед домами. Но Рони это не интересует. Следовательно, задание у отряда совсем в другом.
Пещерные окончания выходят на Луисвилл — двухмиллионный город, и Поль сначала подумал, что маленький городок будет пропущен, как далеко не первой значимости. Но нет, движение происходит не в сторону Луисвилла, странно.
Он один не знает о цели маршрута? Вряд ли Рони понизил голос, когда разговаривал с ним об опасных и неизученных природных коммуникациях. И это ударение на слове «куда»…
Бессонная ночь ощущалась иногда потерей внимания и небольшой резью в глазах, но надо было работать. Тем более, что главный врач клиники должен быть на месте, когда персонал перенес такой стресс. И каждый, кто не находился на ночном дежурстве, а вышел с утра на работу, тоже нуждался в реабилитационной помощи. Клинику не закроешь, поэтому все надо делать на ходу, по сути, выполнять двойную работу. Дед правильно говорит: «Если ноги устали — иди быстрее».
Но ко второй половине дня почувствовалась стабильность. И главное — среди больных тоже. Да, странный и необъяснимый эффект, уже несколько раз отчетливо обнаруживший себя в ее медицинской практике, — крайние происшествия в клинике ощущаются другими психическими больными. Они не знают о случившемся, в их палатах ничего не слышно, но у большинства заметно усиливается реакции: усиливается болезненная симптоматика, у некоторых в резкой форме.
Что это? Чем еще, кроме пяти чувств, связаны люди?
Почему, например, позвонил дед и озабоченно поинтересовался, все ли хорошо у нее и у Поля? Потом только сказал, что скоро приедет со своими жеребцами в Луисвилл на скачки. Было известно, что приедет. И дед даже не отреагировал, когда она мягко сообщила, что Поль временно ушел из университета. Облегченно вздохнул и попрощался до скорой встречи. Он чувствовал недоброе в эту ночь?
Что-то как-то передается. И только таким отвязанным упрямцам, как Поль, возможно, удастся об этом узнать.
В окно было видно, как подъехал шериф и заспешил к входу в госпиталь.
Ах, да. Нужно выдать ему медицинское заключение для приобщения к делу. То самое, со словами «Полностью вменяем».
— Добрый день, док, добрый день.
— Присаживайтесь. Я приготовила для вас копию заключения.
— Спасибо. Я, знаете ли, выяснил кое-какие детали, хотя они и не имеют сейчас большого значения.
— Какие детали?
— Один из мотоциклетных парней, из знакомых погибшего, заехал в участок и рассказал маленькие подробности. Он видел, как человек с приметами нашего убийцы подошел к тому несчастному. И слышал: предложил ему заплатить сотню баксов, если отвезет его в соседний город.
— Всего-то.
— А вам не приходилось подвозить автостопом случайных людей?
— Нет, шериф. Я не симпатизирую людям, которые передвигаются таким способом. И вообще, не симпатизирую простоте поведения.
— Строго, док.
— Я как-то маленькая плохо вымыла одну из тарелок на ферме у деда. Он хлестнул меня плеткой так, что на ноге вспух рубец, и сказал: «Дело не в тарелке, Джейн, если хочешь стать человеком, не делай ничего как попало».
Шериф хмыкнул и кивнул головой:
— Помните, Тому Сойеру тоже обязательно доставалось за халатность?
— Да, Марк Твен знал, что нацию воспитывают люди, подобные тетушке Полли.
— Ваша правда. А для невоспитавшихся в то время быстро сколачивали виселицу.
— Вот именно.
Она вдруг с удивлением посмотрела на закрытую дверь комнаты: «Дьявол, кто сливает воду в ее туалете?».
— Это у меня, док. И этот ход я, представьте себе, угадал.
Шериф, с задержавшейся на лице улыбкой, заговорил по мобильнику.
Но скоро лицо приобрело недоуменное выражение.
Закончив, он неопределенно пожал плечами.
— Что-нибудь по нашему делу? Курите, у вас рука все время вертится у кармана.
— Благодарю вас, док. — Он проворно вытащил сигарету. — По нашему делу, угадали. Только не пойму, что означает это сообщение.
Пришлось подождать, пока он сделает затяжку и сопроводит струю дыма задумчивым взглядом.
— Звонил наш паталогоанатом.
— И что?
— Он разобрался с трупом. То есть наоборот — ничего не может понять.
— Шериф, я тоже не понимаю.
Конец сигареты завертелся в воздухе.
— Док, он говорит, не может дать заключение о причине смерти.
— А разбитый при падении затылок?
— Нет никаких серьезных внутренних кровоизлияний.
— Шок — остановка сердца.
— Он тоже такое сказал. Но сомневается, якобы тогда в мышечных тканях сердца остаются характерные спазматические следы.
Сколько возни из-за этого даже мертвого негодяя, и она совсем не специалист в патанатомии. К тому же усталость к концу дня очень чувствуется, нужно вскоре отправляться домой и рано лечь спать.
— Шериф, это совсем не моя медицинская область, но помню, еще на первом курсе нам говорили, что абсолютно точная причина смерти определяется не всегда.
А почему-то в машине снова появилось чувство тревоги.
И дома, пока готовился ужин.
Вдруг показалось, тревожит, что пелена усталости мешает сосредоточиться и вспомнить о чем-то важном.
Наверное потому, что толком выспаться не удалось, второй день под землей показался долгим и утомительным. Глаза уже не хотели ловить однообразные повороты, предупреждающие голоса идущих впереди — «голову вниз», когда тоннельный свод вдруг сворачивался в низкий проем, — звучали вяло и иногда опасно запаздывали.
Но командир, наконец, приказал подбирать место для отдыха.
Поль посмотрел на часы — было только семь вечера. Рано еще по «земным меркам», и вряд ли до десяти Рони уложит их спать.
Он думал, что может многое, а теперь знает, что может все. Не только менять как угодно форму, не только двигать огромные камни. Он может быть гибким и мягким, и проникать в узкие, менее дюйма, щели. Он может все, только не может быть человеком. Но это не больно. В той жизни он тоже был не человеком. Что-то переменилось только один раз. Когда падал в пропасть. Тот парень схватил его за руку и держал. Их
