пергамент с портретом вампирского короля и вальяжно направилась к выходу. — Надоест с ним болтать, обращайся, — с Рэйринара она тоже смахнула соринки, отодвинула эльфа с прохода и на прощанье хлопнула дверью.
Эльф в который раз запер дверь и, забыв о приличиях и безопасности, уселся рядом со мной на лежанку.
— Из-за тебя мы упустила Вариуса.
— Предлагаете мне занять место вампира на эшафоте? Мне казалось, для меня уже уготована дуэль.
— Зета пережила оскорбление. А ты поможешь нам раз и навсегда закончить эту бессмысленную войну. Заодно сядешь на трон вместо своего отца.
— Он мне не отец! — я подскочил на ноги и отошёл подальше от чокнутого эльфа. И только после этого до меня дошло, что только что сказал эльф. Я икнул и закашлялся. Сегодня мне в отцы пророчат короля вампиров, завтра трон, а послезавтра топор палача. Боюсь, что после знакомства моей шеи с его острием, организм уже не восстановится.
— Давай всего лишь на минутку предположим, что он твой отец, — предложил эльф и не дождавшись возмущения с моей стороны, продолжил, — ты вампирский принц и никто не осмелится сказать и слова в протест. Вы слишком похожи.
— Дайте угадаю, — я оперся задом о стол, где недавно док раскладывал свой арсенал, сложил руки на груди и мрачно посмотрел на эльфа. — Сейчас мне предложат втереться в доверие папочки, а потом сунуть ему осиновый кол в задницу? А ничего, что я даже не вампир?
— Кто ты?
— Человек! — рыкнул я.
— Предположим.
О боги! Лучше бы меня положили на операционный стол и вскрыли. Что этому эльфу от меня нужно?
Я дошёл до окна, вцепился в живые прутья решётки и сразу получил порцию слабого яда, впрыснутую в ладони. Боли не почувствовал, но руки начали чесаться. А я немного успокоился.
— Я человек. Моя мать была человеком. И к вампирам я не имею никакого отношения. Это всё, что я могу сказать.
Эльф хмыкнул, но ничего не сказал. Встал и вышел из камеры, а я досмотрел казнь последнего из пяти вампиров и завалился на лежанку.
Утро следующего дня я встречал стоя на эшафоте рядом с тремя избитыми жизнью и эльфами вампирами. Кровососы смотрели на меня расширенными от ужаса глазами, а у меня с каждой секундой всё больше чесались кулаки. Хотелось вмазать по их клыкастым мордам, но я гордо молчал и резал взглядами Рэйринара. Не понимаю я эльфов. Вампиры куда прямее и проще. С вампирами спокойнее: определение свой — чужой работало не одну тысячу лет. Свой — живи. Чужой — ты даже не успеешь заикнуться о последней молитве богам, как лишишься жизни и крови. Эльфы вечно плетут интриги и давят своим авторитетом. Мы перворождённые. Первыми пришли в этот мир, значит мы тут пуп земли, мы главные и жить вы должны по нашим законам. С каждым часом я всё больше склонялся на сторону тёмных. Может, согласится на предложение эльфов, уехать к вампирам и там остаться?
Я выродок. Меня не примут.
Три вампира готовых прожечь во мне три пары дырок, суровое выражение лица Рэйринара, зачитывающего наш приговор и гримаса радости и вселенского счастья на личике моей ушастой принцессы. Для полноты картины, не хватало только проповедующего священника. Или они против, чтобы вампир, перед смертью, выговорил все свои грехи?
Тогда им не хватит и светового дня, если я начну каяться.
Эльф закончил оглашать приговор и лёгким жестом отправил Зету к «коробочке со священным сорняком». Это я услышал от рядом стоящего вампира и не к месту хрюкнул от смеха. А вот ужас в глазах вампиров отлично подходил для момента.
То, что мой сосед по эшафоту назвал «сорняком» на самом деле было ростком Древа Жизни и эльфы судили по нему. И плевать, что приговор-то уже зачитан. Коснёшься ты этого цветочка, и коли он расцветёт — ты невиновен. Нет, — ну на нет, и суда нет. Есть топор палача.
Мисс Злюка, сегодня одетая в элегантное обтягивающее платье, закрывающее тело от подбородка до стоп, столь же элегантно поднялась с трибуны для обвинителей, дошла до священного дупла и «произвела на свет» этот самый росток Древа. Не знаю, почему мне до чесотки в кончиках моих половинчатых клыков хочется её ненавидеть, но я не собираюсь себя сдерживать.
Ухастая принцесса поднялась на эшафот и пошла вдоль вампиров. По правилам, коснуться Древа должен был каждый независимо от того признаёт он свою вину или нет. Откуда я это всё знаю? Хорошо учился в школе. Но сейчас, когда шла война, это казалось чересчур «пафос». Но, потому они и эльфы. Да и определение «пафос» существуют только в эльфийском языке. Не знаю, как правильно перевести его и можно ли вообще перевести, но оно лучше всего выражает отношение ушастых к жизни. И к другим расам. Если людей они ещё терпят из-за их наивности и глупости, всех остальных они попросту презирают. Тёмные эльф такие же, но они более циничны и прямы в своих поступках. Одним словом — тёмные.
— Кри ла, — посоветовал я своему соседу, тот испуганно дёрнулся и едва не грохнулся на колени. Они что, действительно видят во мне своего короля? Хорошо хоть подошедшая с сорняком в руках эльфийка, отвлекла вампира.
Тот с обреченной решимостью коснулся пальцем ростка и замер с каменным выражением лица. Разумеется, Древо не зацвело. Вампир по факту не может «дать жизнь». Только забрать. В какой-то степени я ненавижу своего отца-вампира за то, что вдоволь нарезвился с моей матерью. А вот Мать- человека винить за то, что она оставила ребенка, не могу. Парадокс, но всё же.
— Твоя очередь, — язвительно пропела ушастая.
— Стоит ли? Вы уже всё решили.
— Это традиция, — а мордашка-то серьезная-серьезная, не придерешься. Вот только девочка от тебя за километр несет ненавистью. От рядом стоящих вампиров несло страхом и обреченностью, от сидящих на помосте обвинителей — радостью и чем-то приторным, с наметками интереса. А от посторонних ушастых, собравшихся поглазеть на казнь псевдо короля, либо его сына, уж не знаю, как эльфы объявили меня, разило презрением и желанием самолично перерезать мне глотку и вырвать сердце. И это миролюбивая светлая раса. Я усмехнулся и мысленно послал всех в гномьи горы, искать драконов.
— Тебя выдают глаза, — объяснил я принцессе и коснулся ростка. Наверное, то, что произошло дальше, навсегда войдёт в анналы эльфийской летописи. Росток дёрнулся словно живой, на одной из тонких веточек набухла почка и через пару мгновений распустилась чёрным цветком.
Честное слово, я буду коллекционировать выражение лиц ушастых. Принцесса едва держала свой росток на вытянутых трясущихся руках, остальные просто оболдевше молчали. Только вампиры радостно галдели, свистели и всеми возможными методами, поддерживали меня. И вот кто после этого назовёт их злом?
— Что-то не так? — невинно интересуюсь у отступающей эльфийки. Та, открыв рот, неотрывно смотрит на распустившийся цветок и, кажется, начинает паниковать.
Первым из эльфов, как и полагается, очнулся Рэйринар, соскочил с трибуны, прыжком заскочил на эшафот, вырвал из рук принцессы горшок и куда-то умчался.
Вернулся эльф спустя минут пять, с видом, как будто только что увидел призрак своего усопшего отца вытанцовывающего джигу на его любимой цветочной клумбе с тюльпанами. Жестом приказал освободить меня, а мне следовать за ним.
— А вампиров?
— Что? — Рэйринар остановился и непонимающе уставился на меня.
— Вампиров говорю, кто освобождать будет?
— Они военнопленные и подлежат казни.
— Отпустите их, и я расскажу о себе всё, что вы захотите.
М-да. По-моему у меня скоро закончится место, чтобы складировать ошарашенные лица остроухих.
