Сторожил покой спящих. Сын Зевса не знает усталости, он может вообще не спать. В отличие от сына хромого Алкея. В отличие от сыновей всех на свете отцов, каких ни возьми.
Мальчик не догадывался, насколько он близок к истине.
– Дедушка!
Персей остался неподвижен. Лишь пальцы терзали кору.
– Дедушка, они что… Все, да?
С замиранием сердца Амфитрион кивнул в сторону трупов.
– Нет, – дрогнули губы Убийцы Горгоны. – Он обещал треть.
– Что?
– Он обещал треть. Он сдержал слово.
– Я не понимаю тебя!
– Живых больше. Две трети живых. Там, на берегу…
– Под охраной?
– Разум вернулся к ним. Охрана не нужна.
– Так значит, у нас получилось?!
– Да, – ответили из-за платана.
Мальчик дождался, пока говоривший выйдет из-за дерева – и чуть не закричал. В первый миг он не узнал Мелампа. Восставший мертвец, неизлечимо больной – чтобы не упасть, фессалиец схватился за ствол. В лице – ни кровинки, мутный взгляд блуждает, как погорелец вокруг пепелища; спутанные космы блестят сединой – еще вчера ее не было; дрожат руки, ноги вот-вот подкосятся…
Ноги. Обычные, человеческие ноги.
Даже не очень черные – просто смуглые.
– Странное чувство, – задумчиво сказал Персей. – Все время кажется, что меня обманули. С чего бы это? Наверно, к дождю. Зачем ты побежал спасать меня, фессалиец? В одиночку, по крутым тропам, рискуя достаться вакханкам… Помнишь, ты все требовал, чтобы я задал тебе этот вопрос?
– Помню, – прохрипел Меламп.
– Ну вот, спрашиваю. Отвечай.
– Мне велел Косматый.
– Отравить меня?
– Нет. Дать тебе противоядие.
– Как интересно… Ну да, братья должны заботиться друг о друге. Кто, если не брат? Повтори еще раз: что он велел тебе? Боюсь, я расслышал не до конца.
– Он велел, чтобы я спас тебя от моей отравы. Если, конечно, успею.
– А если не успеешь?
– Косматый пообещал, что тогда я буду жалеть об этом всю жизнь. А потом – всю вечность. «Даже на берегах Леты, где нет памяти, – сказал он, – ты не забудешь свою ошибку. Тантал и Сизиф [76] покажутся счастливчиками рядом с тобой…» Я поверил ему.
– Рядом с Косматым сходят с ума, – Персей пересыпал труху из ладони в ладонь. – Враги, друзья, кто угодно. Может быть, ты кинулся спасать меня в порыве безумия? Дать мне отраву – здесь я слышу голос разума. Но бежать по горам с противоядием…
– Безумие? Вряд ли. Я действовал из страха перед Косматым.
– Дедушка! – не выдержал мальчик. – Косматый предупредил Кефала, что тебе грозит опасность! Мы думали, он врет…
Взгляд деда заставил внука прикусить язык. Меламп же, напротив, весь потянулся к мальчику, словно в его словах видел надежду. «Если Косматый любыми способами желал избавить Персея от ложного безумия, – читалось на измученном лице фессалийца, – если он принудил не только меня, но и младшего Персеида бежать на выручку деду…»
– Ты хитер, змей, – голос Персея зазвенел бронзой. – Ты знаешь, когда сказать правду. И о чем следует умолчать. Ванакт Аргоса отомстил мне твоими руками. Косматый твоими же руками спас меня. Но ведь это не первая твоя встреча с Косматым? Я прав?
– Пути змей извилисты, – прошептал Меламп. – Иначе не умеем.
– Да или нет?
– Да.
– Идея вылечить вакханок совместной оргией… Это была его идея?
– Нет. Моя.
– Но прежде чем идти в Аргос…
– Сначала я нашел Косматого. И все рассказал ему.
– Он одобрил?
– Он? – на миг фессалиец стал прежним. – Он был в восторге. И еще…
– Что?
– Я больше не змей.
– Кто же ты?
– Должно быть, человек. Смешно, правда? Не удивлюсь, если завтра выяснится, что я даймон или уроженец Черной Земли. Оргия… Я не предполагал, что она изменит так много. Каждый наш шаг меняет не только «завтра». Он меняет и «вчера». Этот шаг сотряс время до основания. Ты сильнее меня. Косматый хитрее меня. Тебе известно, что он метит в боги?
– Шутишь? Кому, как не мне?
– Так знай, что этого ему мало. Он стремится на Олимп.
– Глупец, – Персей взял новый пласт коры. – Олимпийская Дюжина [77] давно определена. Мой отец нахмурил брови, подтверждая, что тринадцатому не бывать.
Меламп усмехнулся через силу:
– Если ты стал первым на земле, почему бы ему не стать последним на Олимпе?
– Ты, провидец… Ты видишь это?
– Я вижу его упорство. Его ум и безумие. Мне достаточно.
Крышка небесного котла треснула. Из разлома над Сикионом сверкнул венец Гелиоса. Золотые спицы пронзили кружево ветвей и листьев. Клочья тумана, похожие на дым пожарища, кинулись наутек. На юго-западном склоне, со стороны Аркадии, возникли трое людей – солнце слепило глаза, сжигая пришельцев дотла, в уголь. Персей и Меламп умолкли, следя за ними. Тропа вильнула. Свет огладил гостей сбоку, рельефно обозначив лица и фигуры. Если бы Меламп не стоял рядом, опираясь о платан… Мальчик решил бы, что к ним спускается второй предатель-фессалиец. Мигом позже он припомнил: кто-то говорил, что у Мелампа есть брат. На руках брат целителя нес женщину. Следом, спотыкаясь, брели еще две: пеплосы из дорогой, узорчатой ткани превратились в лохмотья, ноги сбиты в кровь, в волосах – сухая трава…
– Радуйтесь! – закричал брат издалека.
– Радуйся и ты, Биант, – вздохнул Меламп.
Приблизясь, Биант огляделся. При виде трупов он помрачнел. Лицо Бианта отражало все чувства, как озеро – нимфу, склонившуюся над водой. Осторожно, словно спящую, он уложил свою ношу бок-о-бок с остальными телами.
– Я нашел ее мертвой, – казалось, Биант оправдывается. – Эти выжили. В пещере прятались. А у вас как?
– Большая часть жива. Сейчас они спят.
– Хвала Дионису!
Мальчик испугался, что дедушка сейчас убьет дурака. Произнести запретное имя, стоя в двух шагах от Убийцы Горгоны… Нет, дед сидел, как прежде. Без стеснения он разглядывал женщин. Те плакали, не понимая, куда попали.
– Лисиппа и Ифианасса, – наконец сказал Персей. – Ванактовы дочки. Эй, Биант! Хочешь жену? Выбирай первым…
Биант не колебался ни мгновения:
– Вот эту! Она на мою старую похожа…
