– Ифианасса. А твой брат возьмет Лисиппу. И по городу в придачу…
Персей встал:
– Радуйся, Меламп. Ты получил то, что хотел.
СТАСИМ. ДИСКОБОЛ: БРОСОК ЧЕТВЕРТЫЙ
– Это не стены, – сказал Мегапент, сын Пройта. – Это не крепость…
Басилей Тиринфа глядел на собственную цитадель так, как муж, вернувшись домой, глядел бы на незнакомку, занявшую супружеское ложе. Особенно если оставлял дома жену, а встретил богиню.
– Это Олимп! Клянусь молотом Гефеста, Олимп, и все тут!
– Осторожней, – предупредил Персей. – Мой отец ревнив.
– Пусть будет Киллена! Парнас! Гора горой…
Тиринф и раньше был хорошо укреплен. Мегапент, противник перемен, сам не знал, почему он согласился на предложение Персея. Наверное, решил, что Убийца Горгоны шутит. Да и кто принял бы всерьез такую сумасбродную идею? Каменщиков? – не надо. Носильщиков? – не надо. Надсмотрщиков – и тех не надо. От басилея требовался сущий пустяк – велеть горожанам семь ночей кряду сидеть по домам. И чтоб носа наружу не высовывали! Пусть хоть земля треснет, хоть небо упадет… Ну да, еще быки. Триста пятьдесят быков, и шесть овечьих стад. Выгнать за пределы Тиринфа на исходе последнего дня, в лабиринт скал Навплии – и оставить на произвол судьбы.
Судьба распорядилась верно – животные сгинули, как не бывало.
Ясное дело, нашлись любопытные. Невзирая на запрет, сунулись ночью – глянуть, какие-такие строители возводят родине новые стены. Отправились впятером, вернулся один, отныне и до смерти – заика. Дрожа от ужаса, бледней простокваши, покаялся – дескать, из тьмы прилетел камень. Очень большой. Ну да, в-в-в-сех разд-давил. Ага, к-к-к… Кроме н-него. Он-то хромой, отстал – хв-вала б-богам за х-х-х…
За хромоту.
Мегапент поступил умнее. Басилей должен все знать. Что басилею собственный запрет? – хитроумный сын Пройта после заката остался на крыше дворца. Отчего бы не лечь спать на свежем воздухе? Здание венчало тиринфский холм, днем отсюда было видно далеко, до самого залива. С наступлением же тьмы… Дрожа всем телом, Мегапент разглядел, как во мраке движутся огромные тела, похожие на крабов-гигантов. Над исполинами тускло светились рябые луны. Если это были глаза, басилей предпочел бы избежать их внимания. Он ждал грохота, но слышал шорох, скрежет, глухой стук. Едва небо на востоке стало серым, предвещая рассвет – тени отдалились, ушли без остатка в навплийские скалы. Басилей спустился вниз – разбитый бессоницей, с головной болью.
– Гекатонхейры? – спросил он у Персея.
– Хейрогастеры [78], – ответил тот, не чинясь.
И пояснил:
– Циклопы. В скалах есть дромосы – коридоры богов. Если знать, как звать…
– Ты знаешь? – удивился Мегапент.
– Моя жена знает.
Мегапент кивнул с пониманием:
– Эфиопское колдовство?
– Да, – согласился Персей. – Эфиопское.
Жена недавно родила Персею девочку. Роды шли тяжело, младенец – если верить повитухам – едва не отправил роженицу во мглу Аида. Дитя назвали Горгофоной – Убийцей Горгоны – как знал весь Тиринф, в честь отцовского подвига. Молодая мать, к общему изумлению, оправилась быстро, став еще более нелюдимой. Ее и раньше-то побаивались, стараясь не заговаривать без нужды, а теперь, когда семь вечеров кряду она выходила с супругом на циклопическую стройку, оставив за спиной насмерть испуганный город…
– Брюхорукие, – повторил Мегапент. – У них руки из брюха растут, да?
– Они руками брюхо кормят, – разъяснил Персей. – Свое брюхо своими руками. Любой работник – брюхорукий.
И, помолчав, добавил:
– Хотя ты тоже прав.
«Этого человека, – думал Мегапент, любуясь крепостью-чудовищем, – я очистил от скверны пролитой крови. Его я принял, как хозяин дома принимает изгнанника. Дал приют его детям: сыну Алкею и новорожденной дочери. Этот человек – мой родной племянник. Куда ни глянь, он зависит от меня. Почему же в его присутствии я чувствую себя гостем? Должником? Не защитником, а нуждающимся в защите? И главное – о Зевс Гостеприимец! – почему мне это в радость?!»
Сильный, умный, решительный Мегапент, сын Пройта, всю жизнь прожил в тени отца, который был сильней, умней и решительней. Сейчас, когда отец наконец занял вожделенный тронос в Аргосе, сын боялся признаться самому себе, что, получив титул басилея Тиринфа, легко вернулся на привычное место – в тень. С одним различием: новая тень звалась Персеем.
– Я пошлю гонца к отцу, – сказал он. – Пусть приедет. Здесь есть на что посмотреть…
– Он не приедет.
– Думаешь?
– Он не покидает Аргоса.
– А если гонец скажет ему, что стены возвели циклопы?
– Ты слышал, чтобы Пройт хоть раз выехал за пределы города?
– Наверное, ты прав. Отец так долго мечтал об Аргосе… Ему кажется, что стоит слезть с троноса, и кресло сразу же украдут. Он сильно изменился, став ванактом. Когда я приезжаю к нему, мы почти не видимся. У него дела, заботы, все, что угодно, только не я. Нет, я не жалуюсь…
– Моя мать отплыла с Серифа, – сказал Персей.
– Едет к тебе? Хорошее дело. Мы примем ее с почетом.
– Она следует в Аргос.
– Зачем?
– Хочет видеть твоего отца. Все-таки они были любовниками…
«Он так спокойно говорит об этом, – думал Мегапент, изучая лицо собеседника. – Его мать досталась Зевсу после моего отца – надкушенное яблочко! – и это никого не смущает. Ни Зевса, ни сына Зевса. Они уже старики, и мой отец, и Даная… Сколько ей? Под сорок, не меньше. Моя ровесница. Женщины стареют раньше мужчин. Отцу – за пятьдесят. Что они будут делать, встретившись? Предадутся воспоминаниям? Любви?! Я не в силах представить их на одном ложе. Неужели Даная хочет выйти замуж за моего отца?»
– Потрясающие стены, – сказал он. – Я и не мечтал о такой крепости.
– Это моя плата за очищение, – Персей указал на цитадель. – Себе я возведу такую же. А может, лучше. Ты не обидишься?
– Где ты намерен строиться?
– Северней Аргоса есть хорошее место. Я назову город Микенами.
– Хочешь сесть выше меня? Выше моего отца? – пошутил Мегапент.
– Однажды я посажу там сына.
– А где сядешь сам? Отец даст тебе любой город Арголиды.
– Мне нравится в Тиринфе.
– В Тиринфе, дорогой племянник, сижу я.
– Я знаю, – кивнул Персей. – Я не против.
ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
1
Толпу близ Дирасских ворот они увидели издалека. От пестроты одежд рябило в глазах. Словно ребенок-гигант сыпанул горсть самоцветов – а те возьми, да оживи!
