стороны, был до крайности грязен, но вместе с тем и искусен. Первым его пунктом, по мнению Шуйского, было привлечение народных масс на свою сторону путем распространения слухов о неистинности царя. Достичь желаемого можно было только в одном случае – на ярмарке, где слухи распространялись с неимоверной быстротой из уст в уста.
Несколько раз в году, на площадях городов, проводились ярмарки. Они были настолько многолюдны, что огромные площади не вмещали всех желающих купить, продать или просто повеселиться. Купцы и гости размещались на подворьях знакомых и родственников, на постоялых дворах, а то и просто на соседних с торжищем улицах. День перед ярмаркой назывался подторжье. Купцы и крестьяне привозили массу всякого товара, главным образом изделий из дерева, изготовленного руками умельцев. Тут были сани, телеги, колеса, ушаты, бочки, решета, заплетенные сеткой из тончайших рогожных полосок, сита с сеткой из конского волоса, лыко для лаптей, хомуты, деготь, пучки дубовой коры, глиняные махотки, кувшины, известь в бочках, бочки с конопляным и льняным маслом. Ближние купцы и крестьяне привозили беленые домотканые полотна, корзины, полные куриных яиц, мешками ячмень, пшеницу, просо, чечевицу, подсолнечное и льняное семя, мед, сало, свежую и соленую рыбу. Но были и товары, волновавшие детское воображение: певчие птички в клетках, деревянные дудочки, соловьи из свинца покрытые лаком, сладкие пряники. Соблазнительно душистые баранки, связанные низками на мочало, баранки сахарные маленькие, яркие конфеты длиной в пол аршина, как толстые прутья, разноцветные мятные или с кислинкой леденцы, ярко разрисованные мятные кони и паны из белого теста – главная радость малышей, толстые медовые пряники, посыпанные душистым семенем, сотовый мед и еще много всякой всячины.
Илья бесцельно бродил среди этого разнообразия пытаясь найти чего-нибудь полезное. Лето подходило к концу, и он наслаждался прекрасным солнечным днем, радовался выпавшему свободному времени и приобщался к средневековой культуре. Внимание его привлек многоголосистый крик и гомон людей, которые собрались поглазеть на торг между купцом и воином. Купец показывал покупателю лошадиные зубы, копыта и зачем- то оглушительно щелкал кнутом. Все это действие происходило под писк дудочек, терехтение свинцовых соловьев, верещание надуваемых чертиков и пение нищих музыкантов. Эта картина длилась очень долго, пока купец и воин не сошлись в цене. Продавец постоянно брал мозолистую руку служивого и изо всей силы с размахом бил ладонью по ладони, предлагая свою цену и восклицая при этом:
– Ну, по рукам, хозяин?!
Тот сразу не соглашался и, подумав, брал руку купца и тоже со всего маху бил его по ладони, предлагая свою цену. Шлепки ладоней и громкие голоса торгующихся, разносились далеко по площади, привлекая зевак. Наконец они пришли к общему мнению и народ, потеряв интерес начал расходиться. Илья пошел дальше, разглядывая сундуки и ковры с картинами. Сундуки были любых размеров. Большие сундуки были с коваными завесами, внутренними врезными замками с клепками по боковым стенкам Особый шик придавал сундучкам рисунок на внутренней стороне крышке. Ковров было большое разнообразие. Были дорогие заморские и местные дешевые. На каждую ярмарку доморощенные деревенские художники привозили рисованные настенные ковры. Их рисовали на домотканом полотне очень яркими красками и покрывали лаком. Сюжет был везде один и тот же: река, остров с яркой зеленью трав и кустов, олень невозможной формы больше походящий на корову колоссальной упитанности со смешной закрученной мордой. Тут же рядом с оленем, на острове росли букетом шикарные розы, величиной в треть оленя, под розами полулежала обнаженная дева, а на горизонте синели горы. Монахи, проходя мимо них, крестились, а женщины рассматривали их с интересом и любопытством. Эти ковры своей цветистостью и дешевизной привлекали деревенских баб и поэтому были ходовым товаром.
Прогулка по ярмарочным рядам порядком поднадоела Илье, ни чего конкретно он не искал и уже был готов повернуть назад, но любовь к оружию и воинское любопытство в этом вопросе, заставили его задержаться у оружейных рядов. Илья остановился у палатки с огнестрельным оружием. Торговец нахваливал свой товар, показывая ему стрелковые образцы. Пистолеты, мушкеты, большие и малые пищали богато украшенные позолотой и лазурью радовали глаз. Хитрый купец показывал отличительные качества английских пороховых замков, но не принижал достоинств и наших тульских оружейников. Выбрав небольшую пищаль-ручницу, в подарок Василию, и договорившись о цене, Илья уже хотел расплатиться, как сквозь ярмарочный шум отчетливо услышал окрик за спиной:
– Илюша, неужели ты?
Голос был знакомым, Илья повернулся и попал в объятия Захара Петровича Кучина. Троекратно обнявшись и расцеловавшись по русскому обычаю, Кучин, держа Илью за плечи на вытянутых руках, обратился к нему.
– Бог дал – свиделись. Я часто вспоминал тебя Илья, не знаю почему, но ты запал мне в душу.
Хозяин оружейной лавки, боясь, как бы созревший клиент не передумал, выскочил из-за прилавка и вместе с приглянувшейся Илье ручницей подошел к ним. Увидев, Захар Петровича и признав его, купец покраснел, изменился в лице, снял соболью шапку, начал раскланиваться и, заискивающим голосом стал желать здоровья и долгих лет Кучину. Захар Петрович перевел взгляд с Ильи на купца и обратился к нему.
– Афиноген, ты ли это? Ах ты, пес шелудивый, ты, почему до сих пор долг мне не вернул?
И действительно, под высокой собольей шапкой купца проглядывалась сверкающая плешь. Редкие нити волосяного покрова спускались от ушей, срастаясь с бакенбардами и ниже, перерастали в пышную ухоженную бороду. Захар Петрович перехватил его бороду рукой по середине и с силой притянул купца к себе.
– Сколько ты мне должен, Афиноген?
– Сущую малость, Захар Петрович, почитай тридцать рубликов с гаком.
– Почему не принес, как договорились?
– Так тебя же, Захар, не было в Москве!
– А оставить на подворье у моего счетовода ты не мог?
– Так я же хотел лично засвидетельствовать свое почтение, ты же знаешь, мое слово кремень.
– Кремень говоришь,- Захар Петрович рассмеялся, – твой кремень почитай уже истерся, скоро год как за тобой должок.
– Верну, все верну, до последней деньги и с барышом. Ты извини меня Петрович, что задержал.
– Ладно, извиняю. А что это у тебя в руках, дай-ка взгляну?
Кучин отпустил бороду оружейника и взял огнестрельную ручницу в руки.
– Так ее уже вот этот витязь собрался купить.
– Собрался, говоришь, – Захар Петрович хитро улыбнулся и подмигнул Илье, – вот мое последние слово, долг жду сегодня вечером и ни каких отговорок, да вот еще что, ручницу эту принесешь ко мне вместе с деньгами и не дай Бог, Афиноген, опять обманешь.
Захар Петрович вернул ручницу купцу и, взяв Илью под руку, повел его далее по рядам, оставив оружейника одного размышлять, как вернуть долг.
– Ну что, Илюша, как служба?
– Да хвалиться вроде нечем, Захар Петрович, так, тянем лямку помаленьку, на хлеб насущий хватает.
– Ясное дело хватает, так к хлебушку нужно еще и маслице, как ты думаешь Илья? – Кучин лукаво улыбнулся. – Нынче время такое смутное, чудит наш царь-батюшка, чудит. Совсем позабыл стыд Государь, не чтит старые обычаи, балуется грешными яствами, жрет со своими друзьями безбожниками телятину, не моется в бане. А иезуиты эти совсем обнаглели, шастают везде, храмы православные своим присутствием оскверняют, совсем стыд потеряли, открыто справляют свои латинские обедни, когда же такое было видано на Руси.
Кучин сплюнул и перекрестился.
– А ты, Илья как относишься к чудачеству нового Государя?
Илья пожал плечами, и немного собравшись с мыслями, ответил:
– Вспыльчив сильно Государь, не держит своего достоинства, на днях боярина Собакина побил палками за то, что тот отказался сесть обедать не с молитвой как полагается, а с музыкой, и это только один из множества примеров. Низость в Государе, Захар Петрович, для народа противнее самой жестокости.
– Вижу я Илюша, не изменился ты, что, думаешь, то и говоришь. Рад я слышать от тебя прямые речи. Сегодня к вечеру у меня соберутся люди знатные и родовитые. Ни чего серьезного, хотим посидеть да поговорить о том, о сем. Люди не слепы, видят, что вокруг творится, и скажу тебе Илюша по секрету, многие не довольны таким положением дел в России. Время нынче тяжелое, если мы, истинные русские мужи не сплотимся, так поляки нас на аркане к латинской вере приведут, и даже пикнуть не успеем, а верой своей православной я горжусь, она нам от отцов наших дана, которые гибли под татарскими стрелами, защищая ее, сохранили и передали нам. Неужто мы, потомки, в чью-то злую угоду предадим память отцов и дедов наших. Лучше уж умереть, чем жить всю оставшуюся жизнь с таким позором.
Илья слушал Захар Петровича и молча кивал головой. В речах Кучина сквозила горькая правда.
– В общем, так Илюша, жду тебя к вечеру у себя на подворье, да и ручницу свою заберешь, на что она мне, а сейчас извини, дела торговые, много нужно еще успеть, за всем нужен глаз да глаз.
Захар Петрович по дружески хлопнул Илью раскрытой ладонью по плечу и отправился по своим делам.
Не много побродив по ярмарке и не найдя ни чего интересного, Илья направился к 'веселому стрельцу', где по ранее договоренности его должны были поджидать Алексей и Василий. Зал был на две трети пуст и Илья без труда нашел товарищей, которые были уже на веселее и коротали время за третьим кувшином хмельного меда. Хозяйка, завидя Илью, рассыпалась
