Том 8. Пьесы 1877-1881

Мирон. Нет, уж вы этого теперь от меня не дождетесь, потому я от себя надеюсь…

Стыров. Вот и прекрасно.

Мирон. Кабы в том что хорошее было, ну, тогда бы, пожалуй, отчего ж не выпить; а то ведь это только наша глупость одна и даже со вредом… Так к чему же это? Кому нужно? Кто себе враг? Да, кажется, наставь мне в рот воронку да насильно лей, так и то я… нет, не согласен; увольте, скажу…

Стыров. Как же ты прежде-то?

Мирон. Так как прежде мы были на холостом положении, ну уж аккуратности этой и не наблюдаешь; а теперь как можно! Теперь надо себя стараться содержать…

Стыров. Ну, хорошо, я тебя возьму на пробу, только уж не взыщи, если…

Мирон. Да нет, Евдоким Егорыч, ожидать мудрено, чтобы… Ни к чему не ведет, вот главное… Не хорошо, дурно, очень дурно.

Стыров. Сегодня же ты и поступишь. Я сейчас уезжаю; смотри без меня за порядком, за чистотой в доме, за всем.

Мирон. Понимаю, очень понимаю.

Стыров. Кто будет меня спрашивать, отказывай, говори, что меня в городе нет.

Мирон. Никого не буду принимать, вот как. Ох, как я вас понимаю!

Стыров. Понимать тебе нечего, а надо слушать и исполнять.

Мирон. Да уж вот как стараться буду, уж вот как… ну, уж одно слово… вот уж как; как раб… самый… который…

Стыров. Хорошо, ступай! Пособи там собрать мои вещи, ты это дело знаешь.

Мирон. Слушаю-с. (Уходит.)

Коблов. Я пойду ответ напишу на телеграмму. Да надо приказать, чтобы лодка была готова принять вас, а то они проспят, пожалуй. (Уходит в кабинет.)

Входит Мулин.

Явление пятое

Стыров и Мулин.

Стыров (подавая руку). Я за вами посылал, Артемий Васильич.

Мулин. Что вам угодно, Евдоким Егорыч?

Стыров. Я записку составил, она там у меня, в кабинете на столе; надо ее хорошенько редактировать.

Мулин. Велика?

Стыров. Листов шесть, семь.

Мулин. А к какому времени вам она нужна будет, Евдоким Егорыч?

Стыров. Через неделю, не далее. Успеете?

Мулин. Как не успеть! Я сегодня же и начну заниматься.

Стыров. Только уж сами и перепишите начисто; это дело важное и весьма секретное; я, кроме вас, никому поручить его не могу.

Мулин. Благодарю вас и постараюсь оправдать ваше доверие.

Стыров. Да вы уж не один раз оправдывали. Я вам, любезнейший Артемий Васильич, больше доверю, чем это дело, я вам доверяю жену свою. Я получил телеграмму и сейчас уезжаю на несколько дней. Прошу вас на это время поступить в распоряжение Евлалии Андревны и быть ее кавалером. Если вздумает она погулять на бульваре или в общественном саду, так уж вы, пожалуй, будьте при ней неотлучно.

Мулин. Я прошу вас, Евдоким Егорыч, если только возможно, освободить меня от этой обязанности.

Стыров. Почему это?

Мулин. Наш город — сплетник, ужасный сплетник; за неимением новостей он ежедневно сам сочиняет внутренние известия.

Стыров. Что же могут сочинить про вас?

Мулин. Наше городское воображение отважно, оно ни перед чем не останавливается. Для людей, которым нужно говорить во что бы то ни стало, у которых зуд в языке, — святого ничего нет.

Стыров. Пусть говорят; мы с женой не боимся разговоров, да и вы не красная девушка. На что вам беречь свою репутацию? Иль жениться задумали? Вам еще рано, погодите немного! Нельзя же нашим женам без кавалера оставаться!

Входят Евлалия Андревна и Софья Сергевна.

Явление шестое

Стыров, Мулин, Евлалия и Софья.

Евлалия. Вы уезжаете?

Стыров. Да, сейчас. И вот оставляю тебе кавалера, Артемия Васильича. Тебе выезжать ведь некуда?

Евлалия. Нет, куда же! Я никуда не поеду без вас.

Стыров. А если вздумаешь в сад или на бульвар, так приглашай с собой Артемия Васильича.

Евлалия. Очень рада. Вы ненадолго?

Стыров. Не знаю; как дела потребуют; во всяком случае не более как на неделю.

Евлалия(Мулину). Вам не скучно будет со мной?

Стыров. Евлалия, разве так говорят? Ты на комплименты напрашиваешься.

Софья. А что ж за беда! Пусть молодой человек учится, ему в жизни пригодится.

Мулин. Мне учиться незачем; я и так умею.

Евлалия. А правду умеете говорить?

Мулин. И правду умею, когда нужно.

Евлалия. Только когда нужно? Да разве не всегда нужно правду говорить?

Софья. Да что вы, ребенок, что ли? Вас это удивляет, что люди не всегда правду говорят?

Евлалия. Так зачем же нас учили?

Софья. Да кто нас учил? Учителя. Им нельзя было не учить чему-нибудь, им за это деньги платят; а жить учиться уж мы должны сами.

Стыров. Вы, я вижу, в философию ударились. Философствуйте на здоровье; а нас извините, мы вас оставим. Пойдемте, Артемий Васильич, я вам покажу записку, про которую говорил.

Стыров и Мулин уходят в кабинет.

Евлалия. Зачем так шутить? Мужчины в самом деле могут подумать, что мы не всегда говорим правду.

Софья. Да разве я шутила, разве это шутки? Какие у вас еще ребячьи понятия! Это слезы, а не шутки. Женщина не только не всегда должна говорить правду, а никогда, никогда. Знай правду только про себя.

Евлалия. А других обманывать?

Софья. Конечно, обманывать, непременно обманывать.

Евлалия. Да зачем же?

Софья. Вы только подумайте, как на нас смотрят мужья и мужчины вообще! Они считают нас малодушными, ветреными, а главное, хитрыми и лживыми. Ведь их не разубедишь; так зачем же нам быть лучше того, что они о нас думают? Они считают нас хитрыми, и надо быть хитрыми. Они считают нас лживыми — и надо лгать. Они только таких женщин и знают; им других и не нужно, только с