Мой дедушка дал мне и то, и другое. Он дал мне свою любовь, больше чем он когда-либо давал моей матери или моей бабушке; он дал мне свободу, которая является величайшим подарком. Умирая, он дал мне это кольцо, и со слезами на глазах сказал мне: «У меня больше ничего нет, чтобы дать тебе».
Я сказал: «Нана, ты мне уже дал самый ценный подарок».
Он открыл глаза и сказал: «Какой?»
Я засмеялся и сказал: «Ты забыл? Ты дал мне свою любовь, и ты дал мне свободу. Я думаю, что ни у одного ребенка не было никогда такой свободы, какую дал мне ты. Что еще нужно мне? Что еще ты можешь дать? Я благодарен. Ты можешь умереть в мире». С тех пор, я видел много умирающих людей, но умереть мирно очень сложно. Я видел только пятерых, кто умер мирно: первым был мой дедушка; вторым был мой слуга Бхура; третьей была моя Нани; четвертым был мой отец; а пятым был Вималкирти.
Бхура умер просто потому, что он не мог себе представить жизни без хозяина. Он просто умер. Он расслабился в смерти. Он пришел с нами в деревню моего отца, потому что он правил воловьей повозкой. Когда на протяжении нескольких мгновений он ничего не услышал, то спросил меня: «Бета», это означает «сын», — «все хорошо?»
Снова и снова Бхура спрашивал: «Почему такая тишина? Почему никто не разговаривает?» Но он был человеком, который не стал бы заглядывать за занавес, который отделял его от нас. Как он мог заглянуть за занавес, когда там была моя бабушка? В этом была проблема, он не мог посмотреть. Но снова и снова он спрашивал: «Что случилось? Почему все молчат?»
Я сказал: «Ничего плохого. Мы наслаждаемся тишиной. Нана хочет, чтобы мы помолчали». Это была ложь, потому что Нана был мертв но это было и правдой. Он замолчал; это было послание для нас, чтобы и мы молчали.
Я, наконец, сказал: «Бхура, все хорошо; только Нана нас покинул».
Он не мог в это поверить. Он сказал: «Так как же все может быть хорошо? Без него я не смогу жить». И в течение двадцати четырех часов он умер. Как будто закрылся цветок… отказываясь открываться при солнце и при луне. Мы испробовали все, чтобы спасти его, потому что мы были в большем городе, городе моего отца.
Город моего отца был, для Индии, конечно, маленьким городом. Население было всего двадцать тысяч. Там была больница и школа. Мы испробовали все, чтобы спасти Бхуру. Врач в больнице был изумлен, потому что он не мог поверить, что этот человек был индийцем; он так по- европейски выглядел. Это была причуда природы. Что-то вышло не так. Как говорят: «Что-то получилось не так», я бы перевернул эту фразу следующим образом: «Что-то вышло так» — почему всегда не так?
Бхура был в шоке из-за смерти своего хозяина. Нам пришлось лгать ему до тех пор, пока мы не приехали в город. Только когда мы достигли города, и тело было вынесено из повозки, Бхура увидел, что произошло. Тогда он закрыл глаза и больше не открывал их. Он сказал: «Я не могу видеть своего хозяина мертвым». А это были всего лишь отношения хозяина-слуги. Но между ними возникла определенная близость, определенная интимность, которая не поддается объяснению. Он никогда больше не открыл глаза. Он прожил еще несколько часов и перед смертью погрузился в кому.
Перед смертью мой дедушка сказал моей бабушке: «Позаботься о Бхуре. Я знаю, что ты позаботишься о Радже мне не надо даже говорить тебе об этом — но позаботься о Бхуре. Он служил мне так, как не смог бы никто другой».
Я сказал врачу: «Можете ли вы понять ту привязанность, которая существовала между двумя этими людьми?»
Врач спросил меня: «Он европеец?»
Я сказал: «Он похож».
Врач сказал: «Не будь хитрым. Ты ребенок, тебе всего семь лет, а ты очень хитер. Когда я спросил, умер ли твой дедушка, ты сказал, что нет, а это было неправдой».
Я сказал: «Нет, это правда он не умер. Человек такой любви не может умереть. Если любовь может умереть, у мира нет надежды. Я не могу поверить, что человек, который уважал мою свободу, свободу маленького ребенка так сильно, мертв, просто потому, что он не может дышать. Я не могу уравнять бездыханность и смерть».
Европейский доктор подозрительно посмотрел на меня и сказал: «Этот мальчик или будет философом, или сойдет с ума». Он ошибся: я и то, и другое. Это не вопрос или-или. Я не Серен Кьеркегор; здесь нет вопроса или-или. Но я удивлялся, почему он не мог мне поверить… такая простая вещь.
Но простым вещам поверить сложнее всего; сложным поверить проще. Почему вы должны верить? Ваш ум говорит: «Это так просто, это совершенно несложно. Нет причины, чтобы верить». Пока вы не Тертуллиан, чье утверждение — одно из моих самых любимых…
Если бы мне пришлось выбрать одно высказывание из всей литературы на любом языке мира, мне очень жаль, но я не выбрал бы из Иисуса Христа; мне очень жаль, но я не выбрал бы также из Гаутамы Будды; мне очень жаль, но я не выбрал бы ни из Моисея, или Мухаммеда, или даже из Лао Цзы, или Чжуан Цзы.
Я выбрал бы этого странного человека, о котором немногое известно - Тертуллиан. Я не знаю точно, как произносится его имя, поэтому будет лучше, если я произнесу его по буквам: Т-е-р-т-у-л-л-и-а-н. Цитата, которую я бы выбрал из всех, такова: «Кредо ква абсурдум» — всего три слова — «Я верю, потому что это абсурдно».
Кажется, что кто-то спросил ого, во что он верит и почему, и он ответил: «Кредо ква абсурдум» — это абсурд, поэтому я верю». Причина для веры, данная Тертуллианом это абсурдум «потому что это абсурд» .
Забудьте на мгновение о Тертуллиане. Опустите занавес. Посмотрите на розы. Почему вы любите их? Это не абсурд? Нет причины, чтобы любить их. Если кто-то продолжит спрашивать вас, почему вы любите розы, вы, в конце концов, пожмете плечами. Это «Кредо ква абсурдум», это пожатие. В этом все значение философии Тертуллиана.
Я не мог понять, почему врач не мог поверить, что мой дедушка не умер. Я знал, и он знал, что во всем, что касается тела, все покончено; здесь конфликта не возникло. Но есть нечто большее, чем тело — в теле, но, тем не менее, это не часть тела. Позвольте мне повторить это, чтобы подчеркнуть: в теле, но, тем не менее, это не часть тела. Любовь обнажает это; свобода дает этому крылья, чтобы взлететь в небо.
Есть еще немного времени?
«Да, Ошо».
Сколько? Мы продвигаемся очень медленно, как праздник бедняка. Пойдем до конца. Не этим путем, не медленно это не мой путь. Или горите, или совершенно не горите. Или поджигайте с обеих сторон сразу, или пусть у темноты будет своя красота.
БЕСЕДА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Посмотрите, как я похож на английского джентльмена! Хотя я хотел вмешаться, я не сделал этого. Я уже открыл свой рот, чтобы заговорить, но остановился. Это называется самоконтроль. Я могу даже смеяться. Когда вы шепчетесь, это выглядит забавно. Хотя я знаю, что вы не шепчете ерунду, это все равно звучит мило - хотя это технические термины, и то, что вы говорите - касается науки. Но между собой вы знаете, что на стуле сидит мошенник.
Я еще не высказал одобрения. Сначала дойдите до точки, когда я это сделаю. Когда одобрение находится далеко от меня, это что-то означает. А одобрение очень далеко от меня… Я — парень, который ушел очень далеко! Я не знаю никого, кто ушел бы так далеко. Теперь, работа…
Твиям варту Говинда, тубхиям аве самарпае: Бог мой, это жизнь, которую ты даровал мне, я возвращаю ее тебе с благодарностью. Это были предсмертные слова моего дедушки, хотя он не верил в Бога и не был индусом. Это предложение, эта сутра индуистская, но в Индии все так смешано, особенно хорошее. Перед смертью, среди другого, он снова и снова говорил: «Остановите колесо».
