В то время я не мог этого понять. Если бы мы остановили колесо повозки, а это было единственное колесо, то как бы мы доехали до больницы? Когда он снова и снова повторял: «Остановите колесо, чакру», — я спросил бабушку: «Он что, сошел с ума?»
Она засмеялась. Вот что я любил в этой женщине. Хотя она знала, как и я, что смерть так близка… если знал даже я, как она могла не знать лого? Выло так очевидно, что он мог перестать дышать в любое мгновение, тем не менее, он настаивал на том, чтобы остановить колесо. Все равно она смеялась. И теперь я вижу, как она смеется, даже сейчас.
Ей было не более пятидесяти лет. Но я всегда замечал у женщин странную особенность: обманщицы, которые притворяются красивыми, в возрасте сорока пяти лет становятся уродливыми. Вы можете объехать мир и понять, о чем я говорю. Со всеми своими номадами и макияжем, накладными ресницами и всем остальным… Боже мой!
Даже Бог не думал обо всех этих вещах, когда создавал мир. По крайней мере, в Библии не упоминается, что на пятый день он создал помаду, а на шестой день он создал накладные ресницы и тому подобное. В возрасте сорока пяти лет, если женщина действительно красива, она расцветает. Мое наблюдение таково: мужчина достигает вершины те тридцать пять лет, а женщина в сорок пять. Она способна прожить на десять лет дольше, чем мужчина, и это не несправедливо. Давая жизнь детям, она так страдает, что немного дополнительной жизни, просто в качестве компенсации, это нормально.
Моей Нани было пятьдесят, и она была все еще на вершине своей красоты и юности. Я никогда не забуду то мгновение это было такое мгновение! Мой дедушка умирал и просил, чтобы мы остановили колесо. Какая бессмыслица! Как я мог остановить колесо? Нам надо было доехать до госпиталя, а без колеса мы бы заблудились в лесу. А моя бабушка смеялась так громко, что даже Бхура, слуга, наш возница, спросил, снаружи, конечно: «Что происходит? Почему вы смеетесь?» Из-за того, что я называл ее Нани, Бхура тоже называл ее так же, только из уважения ко мне. Он потом сказал: «Нани, мой хозяин болен, а ты так громко смеешься; что случилось? А почему Раджа так молчалив?»
Смерть и смех моей бабушки, и то, и другое заставили меня замолчать, потому что я хотел понять, что происходило. А происходило что-то, что я никогда раньше не знал, и я не собирался упускать ни единого мгновения, отвлекаясь.
Мой дедушка сказал: «Остановите колесо. Раджа, разве ты меня не слышишь? Если я слышу смех твоей бабушки, ты должен быть способен слышать меня. Я знаю, что она странная женщина, я никогда не мог понять ее».
Я сказал ему: «Нана, насколько я знаю, она — самая простая женщина, которую я когда-либо видел, хотя я видел немного».
Но теперь, вам я могу сказать, что не думаю, что на земле есть мужчина, живой или мертвый, который видел столько женщин, сколько видел я. По просто чтобы утешить моего умирающего дедушку, я сказал ему: «Не обращай внимания на ее смех. Я знаю ее. Она смеется не над тем, что ты говоришь, это между нами, шутка, которую я ей рассказал».
Он сказал: «Хорошо. Если это из-за шутки, которую ты ей рассказал, то все хорошо. Но как же чакра, колесо?»
Теперь я знаю, по в то время я был совершенно незнаком с такой терминологией. Колесо представляет собой всю одержимость индусов колесом жизни и смерти. На протяжении тысяч лет миллионы людей пытались сделать одно и то же: пытались остановить колесо. Он говорил не о колесе воловьей повозки, его было очень легко остановить: на самом деле, было сложно сделать так, чтобы оно двигалось.
Дороги там не было, не только в те времена, даже сейчас! В прошлом году один из моих дальних родственников посетил ашрам, и он сказал: «Я хотел преподнести к твоим ногам всю свою жизнь, но дорога оказалась настоящим препятствием». Я сказал: «До сих пор?»
Прошло почти пятьдесят лет, но Индия такая страна, что время там остановилось. Кто знает, когда остановились часы? Но они остановились точно на отметке двенадцати часов, обеими стрелками. Это прекрасно: часы выбрали верное время. Когда бы это ни произошло - а произошло это тысячи лет назад, когда бы это ни произошло, часы, случайно, или по какому-то знанию, остановились на двенадцати, обеими стрелками. Вы не можете увидеть их обеих, вы видите только одну. Возможно, было двенадцать часов ночи… потому что страна так темна, и темнота так густа.
«Боже мой, — сказал мне родственник, - из-за дороги я не смог привезти к тебе всю свою семью».
Возможно, они никогда меня не увидят, просто из-за дорог. Тогда не было ни одной, и даже сейчас, через деревню не проходит ни один железнодорожный путь. Это по-настоящему бедная деревня, а когда я был ребенком, она была еще беднее.
В то время я не мог понять, почему мой Нана был так настойчив. Возможно, воловья повозка — из-за того, что не было дороги - производила слишком много шума. Все дребезжало, он был в агонии, поэтому, естественно, что он хотел остановить колесо. Но моя бабушка смеялась. Теперь я знаю, почему она смеялась. Он говорил об индийской одержимости жизнью и смертью, символически называемую колесом жизни и смерти - а еще короче - колесом, которое катится и катится.
В западном мире только у Фридриха Ницше было достаточно сил и безумия, чтобы предлагать идею вечного повторения. Он позаимствовал ее у восточной одержимости. На него большое впечатление произвели две книги. Одна - Ману Смрати. Она называется «Собрание песен Ману»; это самая важная из индуистских священных книг. Я ненавижу ее! Вы можете понять ее важность. Я не могу ненавидеть ничего обыкновенного. Она крайне уродлива. Мацу - это один из тех людей, при виде которых я могу все забыть о ненасилии; я просто пристрелю его! Он этого заслуживает.
Ману Самхита, Ману Смрати — почему я называю это самой уродливой книгой в мире? Потому что она разделяет мужчину и женщину и не только мужчину и женщину, но она разделяет человечество на четыре класса, и никто не может перейти из одного класса в другой. Это создает иерархию.
Вы будете удивлены, узнав, что у Адольфа Гитлера всегда была одна копия Ману Самхиты на столе, прямо у изголовья кровати. Он уважал эту книгу больше, чем Библию. Теперь вы можете понять, почему я ее ненавижу. В моей библиотеке даже нет экземпляра Ману Самхиты, хотя мне дарили, по крайней мере, дюжину этих книг, но я всегда сжигал их. Это был единственный возможный выход. Естественно, что я их сжег.
Ницше любил две книги и многое заимствовал оттуда. Первой была Ману Самхита, а второй была Махабхарата. Что касается размера, возможно, это самая великая книга; она огромна! Я не думаю, что Библия, Коран, Дхаммапада, Дао те Дзин могут сравниться с ней в размерах. Вы поймете меня, только если положите рядом Британскую Энциклопедию. По сравнению с Махабхаратой, Британская Энциклопедия просто маленькая книжка. Это действительно огромная работа, но уродливая.
Ученые прекрасно знают, что в прошлом на земле было много огромных животных — размером почти с гору, но очень уродливых. Место Махабхараты среди этих животных. Не то, чтобы вы не могли найти в ней ничего прекрасного; она так огромна, что если вы будете глубоко копать, вы обязательно найдете мышку в этой горе.
Эти две книги имели на Фридриха Ницше огромное влияние. Возможно, ничто больше не повлияло на него так, как эти две книги. Одна книга была написана Ману, а Махабхарата была написана Вьясой. Я должен признать, что обе книги сделали огромную работу, грязную работу! Было бы лучше, если бы эти две книги вообще не были бы написаны.
Фридрих Ницше вспоминает обе книги с таким уважением, что вы будете удивлены — удивлены, потому что это был человек, который называл себя «Антихристом». По не удивляйтесь. Эти две книги против Христа, на самом деле, они против всего, что прекрасно: против истины, против любви. Это не простое совпадение, что Ницше полюбил их. Хотя он никогда не любил Лао Цзы или Будду, он любил Ману и Кришну. Почему?
Это очень важный вопрос. Он любил Ману, потому что он любил идею иерархии. Он был против демократии, свободы, равенства; короче говоря, он был против всех истинных
