ценностей. Он также любил книгу Вьясы Махабхарату, потому что она содержит в себе концепцию, что только война прекрасна. Однажды, в письме к своей сестре он написал: «В это самое мгновение я окружен безмерной красотой. Я никогда не видел такой красоты». Человек может подумать, что он вошел в райский сад, по нет, он наблюдал за военным парадом. Солнце сверкало на их обнаженных мечах, а звук, который он называет «самым прекрасным звуком, который я когда-либо слышал», был не Бетховен или Моцарт, даже не Вагнер, а звук марширующих немецких солдат.
Вагнер был другом Ницше, и не только, более того, Ницше влюбился в жену своего друга. Он бы хоть подумал о бедном человеке… но нет, он думал, что ни Бетховен, ни Моцарт, ни Вагнер, никто не может сравниться с прекрасной музыкой, издаваемой ботинками немецких солдат. Для него мечи на солнце и звук марширующей армии были наивысшими в своей красоте.
Какая эстетика! И помните, я не тот человек, который выступает против Фридриха Ницше как такового. Я ценю его, когда он подходит близко к истине, но истина — это моя ценность и мой критерий. «Мечи на солнце» и «звук марширующих ног» - когда он уходит от истины, тогда, кем бы он ни был, я отсеку его голову обнаженным мечом. И как это прекрасно: обнаженный меч, звук отсекаемой головы Фридриха Ницше, и красивая кровь вокруг… Именно это делал его ученик. Адольф Гитлер.
Гитлер почерпнул идеи Ману от Ницше. Гитлер был не тем человеком, который мог бы найти Ману сам; он был пигмеем. Ницше был гением, но гением заблудшим. Он был человеком, который мог бы стать буддой, но он умер безумцем.
Я говорил вам об индусской одержимости и вспомнил Ницше. Он был первым на западе, кто признал идею «вечного повторения». Но он не был честен; ом не сказал, что идея была заимствована. Он претендовал на оригинальность. Очень легко претендовать на оригинальность, очень легко; для этого не требуется много ума. И, тем не менее, он был гениальным человеком. Он никогда не использовал свой гений, чтобы что-то открыть; он использовал его, чтобы заимствовать из источников, которые обычно не были широко известны миру. Кто знает Самхиту Ману? И кого это волнует? Ману написал ее пять тысяч лет назад. А кого волнует Махабхарата? Это такая большая книга, что пока человек не захочет сойти с ума, он не будет ее читать.
Но есть люди, которые читают даже Британскую Энциклопедию. Я знаю такого человека, он был моим личным другом. Это мгновение, когда я должен хотя бы вспомнить его имя. Он может быть еще жив это единственное, чего я боюсь — но и тогда, нет причины для страха, просто потому что он всего лишь читает Британскую Энциклопедию. Он никогда не прочитает, что
Только такие люди читают Махабхарату. Это индусская энциклопедия; давайте называть ее Индийской Энциклопедией. Естественно, она должна быть больше, чем Британская Энциклопедия. Великобритания это просто Великобритания — не больше маленького штата Индии. В Индии, по крайней мере, три дюжины штатов такого размера — и это не вся Индия, потому что половина Индии — что теперь Пакистан. Если вам действительно нужна полная картина Индии, тогда вам придется сделать еще несколько добавлений.
Когда-то Бирма была частью Индии. Только в начале этого века она отсоединилась от Индии. Афганистан тоже когда-то был частью Индии, это почти континент. Поэтому Махабхарата - Индийская Энциклопедия должна быть в тысячу раз больше, чем Британская Энциклопедия, в которой только тридцать два тома. Это ничто. Если вы соберете все, что я говорил, наберется больше.
Кто-то еще делал расчеты. Я точно не знаю, потому что я никогда такой ерундой не занимался, но люди сосчитали, что до настоящего времени я написал триста тридцать три книги. Отлично! Не книги, а человек, который сосчитал их. Он должен подождать, потому что многие из них все еще в рукописях, а многие другие еще не переведены с оригинала на хинди. Когда все будет собрано, это действительно будет Ошо
Я упомянул это, потому что я говорил об индусской одержимости. Вся Махабхарата — это ничто иное, как индусская одержимость, вытянутая в длину, многотомно, говорящая, что человек рождается снова и снова, бесконечно.
Вот почему мой дедушка сказал: «Остановите колесо». Если бы я мог остановить колесо, я бы его остановил, не только для него, но и для всех остальных в мире. Я не только бы остановил его, я бы разрушил его навсегда, чтобы никто никогда не смог повернуть его вновь. Но это не в моих силах.
Но почему существует эта одержимость? В момент его смерти я многое осознал. Я расскажу обо всем, что я осознал в то мгновение, потому что это повлияло на всю мою жизнь.
БЕСЕДА ПЯТНАДЦАТАЯ
Мне всегда нравилась история, которую рассказывали о Генри Форде. Он создал свою самую прекрасную машину и показывал ее процветающему, очень процветающему и обещающему покупателю. Это была его самая недавняя модель, и он решил прокатить покупателя. Проехав тридцать миль, машина неожиданно остановилась.
Покупатель сказал: «Что такое? Новая машина останавливается, проехав всего тридцать миль?»
Форд сказал: «Извините, сэр. Я забыл налить бензин».
В те дни, даже в Америке, говорили бензин, а не горючее.
Покупатель был изумлен. Он сказал: «Что вы имеете в виду? Вы хотите сказать, что машина без бензина проехала тридцать миль?»
Форд сказал: «Да, сэр. На тридцать или сорок миль бензина не требуется, хватает и моего имени».
Если ничего нет, достаточно меня, больше ничего и не надо. Я не мог спать всю ночь. Для меня это не было проблемой, это была прекрасная ночь в пути. Луна была такой яркой… возможно, это красота и яркость луны не позволили мне заснуть. Но нет, это не может быть причиной. Мне кажется, что причиной было то, что я был слишком жестким с Девагитом. Да, я могу быть очень жестким. Я не очень жесткий по натуре, но могу таким быть, особенно в определенные моменты, когда я вижу в вас возможность открыться каким-то образом. Тогда я действительно наношу удар! Не маленьким молотком, а кувалдой. Когда человек должен нанести удар, зачем выбирать маленький молоток? Надо закончить одним ударом! Иногда я очень жесткий, поэтому иногда я должен быть очень мягким, чтобы компенсировать, чтобы создать равновесие.
Когда я покинул комнату, хотя ты и улыбался, было немного грустно. Я не мог забыть этого. Что-то забыть для меня очень легко, но если я был жестким, тогда это не так просто. Я могу простить каждого в мире, кроме себя самого. Возможно, что и было причиной того, что я не мог заснуть. В любом случае мой сон — это всего лишь тонкий слой. Внутри я всегда бодрствую. Этот тонкий слой может быть легко разрушен, но только мной, и никем больше.
В тот момент, когда я покинул комнату, я видел, что ты выглядишь немного грустным… может быть, по многим причинам, не только из-за того, что я ударил тебя. По какие бы ни были причины для твоей грусти, каким-то образом я увеличил темноту в тебе. А я здесь для того, чтобы просветлять, а не затемнять тебя — если так можно сказать. На самом деле нужно создать новое слово «протемнить», потому что столько людей постоянно делают это друг с другом. Странно, что такого слова не существует, хотя действительность такова. Просветление происходит редко, но, тем не менее, есть слово, определяющее это. У нас до сих пор нет слова для того, кто идет за пределы просветления, но, возможно, все имеет свой предел. Что-то всегда будет за пределами, далеко, не на словах, но в реальности.
Но «протемнить» должно стать обыкновенным словом. Каждый протемняет другого человека. Муж делает это с женой; иначе, что же он делает в темноте? Просто протемняет жену. А