так. Вернее, вообще не пахла.
— Ну, как ты тут? — мама наклонилась, поцеловала его в лоб. Тимон отпрянул. Руки и губы были холодными. Не ледяными, но и не теплыми — как остывший компот. А еще мама перестала быть смуглой, и знакомая родинка справа над верхней губой исчезла.
— Ма-ам? — вопросительно протянул Тимон.
— Что, Тимочка?
— Ты замерзла?
— Нет, детка! Просто я теперь вампир. Мы все такие. Зато у меня теперь ничего не болит, я здорова! — мама легко, освобожденно как-то улыбалась, будто то, что она теперь вампир, было чем-то хорошим. Тимон так не думал. Дальше — больше. Когда перед Тимоном поставили тарелку с кашей, он заныл:
— Я не хочу-у ка-аши!
Ему целый год уже поныть не удавалось! Не перед отцом же? А он так любил, когда мама его уговаривала! Для того и ныл! Обычно она сразу начинала ему объяснять, что кашу есть нужно, просто необходимо, как же без каши, он же хочет быть сильным? Ведь он тогда не сможет победить дракона! Какого дракона? Ну, как же… — и сказки как раз хватало, чтобы каша незаметно съелась. А теперь…
— Не ешь! — легко согласилась мама и продолжила разговор с отцом. В полном обалдении Тимон кашу съел, поблагодарил и убрел в сад на свое дерево. Опять надо было думать. Через час вывод был получен. Это не его мама. Мама, наверно, умерла. А Лья и эта тетка сговорились, чтобы обмануть и его, и отца. Зачем — непонятно, но ничего у них не выйдет. На маму эта райя, конечно, очень похожа, но Тимон сразу понял, что это не мама, да и обманывает она как-то уж очень неуклюже — он бы и то лучше прикидывался! Сразу видно — не умеет эта райя врать. Это, наверно, Лья ее подговорила. Ну да, скорей всего, так и есть. Эта вампирка во всем виновата. Она и папу обидела, и про Тимона сказала, что он, как это… полу… Единственное слово, приходившее в голову, было «полудурок». Так учитель в школе называл тех, кто плохо учился. Наверно, это что-то похожее. Ну, ладно! Врать и притворяться Тимон хоть и плоховато, но тоже умеет. Отец явно пока не понял, что его обманывают. Хорошо, Тимон сделает вид, что тоже ничего не замечает, а вот потом, когда сможет узнать, для чего все это затеяно, вот тогда… Что «тогда» Тимон так и не придумал и решил отложить на потом. Когда все узнает, тогда и решит, что с этим делать. А пока придется называть эту райю мамой и виду не показывать, что он обо всем догадался.
Вечером состоялся первый скандал. Тимон просто спросил:
— Мама, а что такое полу… это…
— Полукровка?
— Да, вот это самое.
— Кто тебе об этом сказал? — нахмурясь, поднял голову от книги отец.
— Я… так… слышал… — уклончиво забормотал Тимон. Кажется, это действительно что-то нехорошее!
— Это значит, — совершенно спокойно сказала мама, — что в тебе половина крови эльфов, а половина — людей. Папа эльф, я человек… была, а ты полукровка. Понял? — Тимон кивнул, очень удивленный. И это все? А он-то думал…
— Мина! — вмешался отец. — Я же говорил тебе — не надо с ребенком говорить о таких вещах!
— Да, я помню, но я никогда не считала это правильным, — спокойно ответила мать. — Во-первых, он задал вопрос — ты предлагаешь мне солгать в ответ? Зачем? Во-вторых, чем больше он будет знать — тем проще и легче ему будет жить. И не пытайся меня убеждать в том, что легко и просто жить менее достойно, чем тяжело и трудно — из этой чепухи я, слава Жнецу, уже выросла! Как говорится, что лучше — быть бедным и больным или здоровым и богатым?
— Честным! Лучше быть честным! — рявкнул отец.
Тимон затравленно смотрел на родителей. Не надо было спрашивать!
— Да что ты? — захохотала мать. — Ответ, конечно, правильный, выучил прекрасно, хвалю — только не в твоем исполнении!
— Ага! Пообщалась, чувствуется! — взорвался отец. — Что еще в меню от ле Скайн имеется? — «ле Скайн» прозвучало, как грязное ругательство. Тимону стало совсем неуютно. Отец никогда не кричал ни на него, ни на маму. А название надо запомнить. Лья ле Скайн. А мама наоборот очень развеселилась.
— Чем тебе не угодила райя Виллья? — насмешливо удивилась она. — Я так просто влюбилась!
— Вот-вот! — зашипел отец. — Вот именно!
— Но, к сожалению, в гости к нам она идти отказалась, Сказала, что ей не нравится мой муж. Ты ничего не хочешь мне рассказать? — мать азартно блестела глазами, ее явно забавляла ситуация. Мать? Она вела себя совсем наоборот! Настоящая давно постаралась бы сгладить конфликт и успокоить отца, а эта… хохочет, смешно ей! Отец зарычал и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Мина хохотала до слез.
С течением времени обнаруживалось все больше вещей, которые мама теперь «не считала правильными». Только много позже Тимон понял, что до болезни Мина жила так, чтобы Тимону и его отцу было удобно, спокойно и приятно. Жила, переступая через себя, через свою гордость, поступалась своим мнением — лишь бы не конфликтовать. Она о них думала, о них заботилась — они принимали это, как должное. Разве может быть как-то иначе? Оказывается, может! Теперь она говорила и делала то и так, как считала правильным сама — и жить им стало весьма неуютно. Раньше он иногда специально приходил домой с незалеченной ссадиной — чтобы мама пожалела. Он, конечно, мог ее залечить — делов-то! — но хочется же, чтобы пожалели! А теперь мама как-то очень быстро и старательно отвернулась, и сказала сквозь зубы, невнятно:
— Тимочка, залечил бы ты это! Если грязь попадет — воспалиться же может! Давай быстренько, я же знаю, ты умеешь!
Жизнь становилась невыносимой. Счет к Виллье ле Скайн стремительно рос.
Мина устроилась на работу в Госпиталь, сказав, что считает это правильным. Может быть, она была и права — каждый разговор родителей теперь заканчивался скандалом. Правда, каким-то односторонним, с папиной стороны. Отец орал, шипел, бушевал — Мина хохотала. А теперь они редко виделись, дома стало потише, но на ситуацию в целом это не повлияло.
— Милый, — услышал однажды Тимон, проходя по дорожке вокруг дома, и остановился послушать под открытым окном. — Я тебе даже сочувствую, со мной ты действительно попал! Насколько я понимаю, лет через двадцать ты рассчитывал сбагрить меня в деревню — доживать? Слушай, чисто из интереса — а у тебя есть журнал записей какой-нибудь, по учету бывших жен? Не скажешь — какая я по счету?
— Мне уйти? — холодно сказал отец.
— Да как хочешь, ты мне не мешаешь пока, — засмеялась Мина. — Ты мне даже нравишься — когда не шипишь! Такой живой, игривый! — грохнула дверь, Мина захохотала. Тимон ничего не понял, только расстроился. Какие бывшие жены, о чем она?
Был во всем произошедшем и свой плюс. Во-первых, новая мама хоть и не была ласкова, да и с сочувствием у нее было плоховато, но к Тимону относилась очень даже неплохо. Она не раздражалась по поводу дыры на новых штанах, не ругала за поздние возвращения из поселка, если Тимон заигрался и опоздал к ужину. Правда, и ужин разогревать не бросалась. Не пришел — значит, не очень голодный. Хлебца погрызешь. Зато! Зато ей можно было задать любой вопрос — и получить вполне серьезный и правдивый ответ без всяких отговорок, типа «ты еще маленький». А если она не знала ответа, она так и говорила, что постарается узнать — и держала слово. Всегда. Постепенно Тимону начало это нравиться. Она была… надежной. Она не опекала его, как прежде, не особо заботилась — зато с ней можно было дружить! Как с мальчишками в поселке, даже лучше: она больше знала, с ней было интересно. Единственное, чего Мина требовала неукоснительно — выполнение домашних заданий. Она помогала Тимону, но никогда не делала их за него. Тимон, будучи полукровкой, развивался медленнее других детей во всех отношениях, и даже помощь Мины не спасла его от сидения по два года почти в каждом классе. И все бы ничего, он бы, наверно, даже привык бы к этой новой маме — если бы не отец. Нет, напрямую к Тимону скандалы не относились, сына Лейн по большей части просто игнорировал. Но смириться с новой Миной, а главное — с финансовой зависимостью от той же Мины, отец не мог. Он бунтовал. Мину это чрезвычайно развлекало, Тимона нервировало. Закончив школу к 27 годам, он уехал в Университет, и
