девочка. И никогда не ошибалась… Это следующий вопрос? Ага. О железных птицах мне рассказывал Отту… Самый старый житель нашей деревни. Светлая память ему… Болтали, что Отту родился до Огненного Триба. Не знаю, наверное. Отту не был мутантом, хотя глаз у него вытек, а все тело было в шрамах от ожогов. Он рассказывал мне о больших железных птицах. Птицы эти носились по небу, рычали, плевались пламенем и роняли на деревни перья, от которых начинались пожары… Я потом видел железную птицу своими глазами. Да, она походила на тех, из рассказов Отту. «Они не махали крыльями, - говорил старик. - Крылья у них всегда были неподвижны и отогнуты назад». Отту даже показывал руками, как были отогнуты… Показать? Вот так!… Почему я его спрашивал? Не знаю, интересно было. Никогда не видел таких птиц. Дай в деревне никто не видел. Наверное, Отту и впрямь до Огненного Триба родился… Что теперь рассказать?… Как увидел ту железную птицу?…»
Это была самая тягостная ночь в его жизни.
Напрасно Птицелов обходил окрестности в поисках хоть какого-нибудь убежища. Деревца, что росли по берегам узкой, но полноводной реки, были хлипкими. На таких не заночуешь. Здешние деревца не годились даже для того, чтобы вырезать из них приличную дубину. И вообще этот лес казался каким-то… ненастоящим. Обманчивым. В нем таилась угроза.
Пахло под деревьями не палой листвой и грибами, а железом. Гильзами стреляными пахло, а еще - ржавчиной и мазутом.
Птицелов притулился под речным обрывом, там, где торчащие из глины корни образовали подобие грота. Втиснулся кое-как в небольшую впадинку, подобрал под себя ноги. Загородился локтями и попытался уснуть.
Тихо плескались о берег мелкие речные волны. Гортанно перекликались в лесу упыри. А потом где-то высоко-высоко родился протяжный гул, и этот звук показался мутанту продолжением зыбкого сна. Снилось Птицелову, что лежит он на спине железной птицы, которая плавно уносит его на немыслимую высоту. И земля внизу становится плоской, а потом края ее начинают выгибаться исполинской опрокинутой чашей, медленно смыкаясь в серебристый шар, вроде воздушного пузырька на брюшке паука- водолаза…
…Леденящий душу вой вышиб Птицелова из сна. Земля затряслась. Со свода пещерки посыпались комки сухой глины, Оглушенный и растерянный выскочил он из ненадежного убежища.
Вой повторился. Над противоположным берегом реки взвился огненный перст; вонзился и рассек небо, оставив после себя колонну медленно оседающего дыма. И тотчас тусклое ночное свечение затмила яростная вспышка. А следом - еще одна! Птицелов обхватил голову и бросился в траву. Ему захотелось стать крохотным, как муравей, чтобы страшная сила Огненного Гриба, о которой он с малолетства наслушался жутких историй, не настигла его, не испепелила дотла.
Но на этот раз обошлось без Огненного Гриба.
Птицелов перекатился на спину: в небе расплывались черные кляксы. Из клякс выскользнул серый матовый конус с двумя парами заостренных крыльев.
Железная птица?!
Птицелов вскочил, бросился вверх по обрыву. Опасливо высунулся из-за кромки.
«Птица» выплеснула из-под днища струи плотного дыма. Вихрь из песка, травы, веток и всякого мусора на несколько мгновений закрыл крылатый конус. Раскачиваясь, будто плоскодонка на речной стремнине, «птица» степенно оседала, дымные струи становились все короче и толще. Наконец она коснулась земли.
Шипение, которое издавали струи, смолкло. «Железная птица» окуталась белым паром, отчего бока ее заблестели.
Птицелов смотрел во все глаза.
В боку конуса появилось круглое отверстие, размером с большое дупло. Из отверстия на покореженную землю пал белый луч. На мгновение свет затмился: кто-то выглянул изнутри «птицы».
Птицелов затаил дыхание.
…Он отчетливо видел этого человека. Рослый - на две головы выше Птицелова - молодой парень. Голый, если не считать коротких серебристых штанов. Он упер кулаки в мускулистые бока и смотрел на реку, но Птицелову казалось, парень уставился ему в душу. И это было страшно. Птицелов и сам не понимал - почему? Он подумал, что с таким любопытством и разочарованием мог бы смотреть тот, кому мама молилась перед сном. Она ласково называла его: «Боженька, истинный и милосердный»…
А может, тот самый Неназываемый, которому отец тайком от матери жертвовал свиную кровь и пшеницу.
Птицелов оттолкнулся от кромки обрыва, ссыпался в воду и рваными саженками поплыл к другому берегу. Он сожалел, что у него не было жабр, как у несчастного отца - мутанта по прозвищу Сом.
«…Испугался, говорите? Да еще как! Я же никогда такого не видел! Да и вы бы испугались!… Что решил, что решил… Бежать решил… Нет, не на север пошел. На юг. Подумал: пусть там упыри и дикие мутанты… Лучше уж с ними, чем рядом с этим коричневым молодцом, что летает на железной птице и голым разгуливает по земле…»
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Птицелову не нравилось жить в развалинах, Птицелов любил простор.
Если бы не Лия, давно ушел бы на север. Но Лия не осилит и половины пути, Лия нынче ведра воды из колодца вытащить не может. Отец запретил ей возиться в огороде, поднимать тяжести и выходить из дома без присмотра.
Дядька Киту жену похоронил, когда Лия на свет появилась. А теперь пуще всего за дочку боится. День ото дня слабеет Лия. Днем не ест, не пьет, а ночами - кровью исходит.
Да и как бы приняли ее на Севере? Времена хоть и изменились, но люди остались прежними. Нравы остались прежними. Если он, Птицелов, каким-то боком сойдет за не шибко красивого парня, то чьего рода-племени Лия северяне раскусят в два счета. А он, дурень, на первых порах мечтал вывезти ее из поселения и устроить в госпиталь на границе, где раньше гвардейцев лечили. Размечтался. На порог бы не пустили Лию. Хорошо, если бы позволили побродить по гарнизонному поселку да убраться подобру- поздорову. Слухами земля полнится. Говорят, пляшет в петле наш брат-мутант, подвернись он под горячую руку, как и раньше, плясал. Без суда и без следствия в пляс его пускают. Веревку на шею - и на столб с перекладиной.
В общем, нельзя Лие никуда идти. А раз так, то и он останется.
И здесь ему дело отыщется.
На охоту ходить. Упырей отгонять. Дядьке Киту по дому помогать. Да и за Лией глаз да глаз теперь нужен.
Птицелов шел замусоренными пустырями. Сумрачные развалины уничтоженного войной города таяли вдали. Босым шестипалым ступням с твердокаменными подошвами были не страшны ни ржавые гвозди, ни битое стекло. Босые шестипалые ступни всякое знавали: и угли, и горячий пепел, и снег. Но теперь жизнь пошла еще круче, чем раньше. День прожил, и на том спасибо. Правда, кому спасибо - непонятно.
Стена леса темнела справа, стена леса темнела слева. А прямо - череда пустырей, отделенных друг от друга старыми заросшими окопами и полосами кустарников.
Пожухлая трава с каждым шагом становилась ниже и ниже. Горячее дыхание ветра из южной пустоши - ощутимее. Железного и стеклянного мусора попадалось меньше, потом он исчез совсем. Трава исчезла
