интересных для нашей страны и всего мира. Да ей это хорошо известно от ее редактора.
— Нет, клянусь вам, нет! — услышала Салли свой отчаянный крик.
— Итак, — напустился на него Макс, не придав значения протесту Салли, — даже вы знаете, что она — тайный корреспондент?
Салли похолодела. Как ей удастся опровергнуть это обвинение, если оно истинно с самого начала ее знакомства с Максом? — мелькнуло у нее в голове.
— Вот он… Хэнке Филлитон… — Стюарт кивком указал на дорожку, где на безопасной дистанции стоял его коллега. — Она говорила с ним прошлым вечером в фан-клубе. Он мне рассказал.
— Но я решила, что этот человек — один из поклонников Маккензи, — ответила Салли прерывающимся от волнения голосом. Она была глубоко оскорблена огульным наговором и чувствовала себя невиновной. — Мне показалось, что он хочет получить твою книгу с автографом. Клянусь, Макс, я абсолютно ничего не знала о нем, — взмолилась она, и ее голос дрогнул. Но Макс явно был склонен больше верить журналисту, чем женщине, с которой так самозабвенно и страстно занимался любовью всего несколько часов назад.
— Нет? — ледяным тоном откликнулся он. — Ты пошла следом за ним, и я это видел. Достаточно было посмотреть на его костюм, на его манеру держаться, чтобы сразу догадаться, чем он занимается и почему появился в клубе. — Он снова переключил внимание на журналиста: — Убирайтесь, Меллидж, и если я хоть раз встречу вашу плаксивую морду где-нибудь рядом с нами, то не поручусь за себя.
Он сказал «рядом с нами», отметила Салли, борясь с глупой надеждой.
— Но вы тоже были журналистом, мистер Маккензи, — не сдавался Меллидж, — и должны знать, как это бывает.
Его слова не подействовали на Макса Маккензи.
Журналист явно решил махнуть на все рукой, убито вобрал голову в плечи, попрощался с писателем и вприпрыжку припустил прочь, как нашкодивший мальчишка.
Салли проводила его взглядом (бежит как заяц с прижатыми ушами, подумалось ей) и внезапно почувствовала, что жалеет о его уходе. Теперь весь гнев Макса обрушится на нее. Сумеет ли она выстоять перед разъяренным львом? Удастся ли ей пережить тяжелейший спуск в мрачную бездну с вершин любви, после парения в облаках незабываемой прошлой ночью, когда Макс был так нежен и страстен?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Макс обернулся и посмотрел на нее.
— Неужели ты считала меня откровенным дураком, — произнес он каким-то отталкивающе чужим, скрипучим голосом, и его темные глаза, казалось, были готовы ее испепелить, — неужели полагала, будто я не подозревал тебя все это время? Я давно догадался, кто ты такая и чего хочешь.
О Боже, подумала Салли, выходит, он знал? Она покачала головой, собираясь ответить на его обвинение, но одернула себя. Любое отрицание прозвучит теперь лживо.
— Что… что ты имеешь в виду? — переспросила она. В ней затеплилась робкая надежда, что он имеет в виду какой-то другой ее проступок. Салли с любовью глядела на него, помня даже сейчас, как ночью она дрожала, наслаждаясь его восхитительными прикосновениями, победной силой его мускулов. Она не забыла и о своем отклике на его жадные ласки.
Ветерок шелестел между деревьями, яркие витражи, казалось, пристально следили за ними из дома, и Салли с горечью осознала, что полчаса назад ее недолгому счастью настал конец. Это случилось солнечным утром, когда она вышла из дома рука об руку с Максом.
— Я имею в виду, — теперь он тщательно подбирал каждое слово, — что уже давно понял истинную причину твоего появления в моей жизни. Ты разыграла настоящий спектакль с потерей сумки и денег, желая подольститься ко мне.
— Это неправда, неправда!
Но, похоже, он остался глух к ее отчаянным попыткам защититься.
— Я сразу заподозрил, — безжалостно продолжал он, — что история с подножкой и твоим падением не случайна. Сперва я был убежден, что ты фанатка и нашла новый способ подкатиться ко мне. Мне даже в голову не пришло, кто ты и кого на самом деле представляешь. Понимание пришло позже.
Салли закусила губу. Как она сумеет защититься, если с самого начала их знакомства все так и было?
— Я дал тебе несколько шансов оценить ситуацию, — продолжал он. — Когда я обнаружил твою так называемую «лекцию для учеников», написанную обо мне и легкомысленно забытую в моей рукописи, почему ты во всем честно не призналась? Почему не сказала мне, что это статья для «Стар энд джорнал»?
У нее прервалось дыхание. Ему известно даже название газеты!
— Когда Уинтертон позвонил и я взял трубку… — он был похож на прокурора, излагающего суть дела в суде, — почему ты попыталась изобразить, будто это еще один твой приятель? Лучше бы сказала мне прямо, что он редактор газеты и хочет получить свой кусок мяса.
Объяснить ему, что она слишком любит его и просто не в силах была признаться? Искренность обошлась бы ей слишком дорого — он не задумываясь вышвырнул бы ее из своей жизни, и она никогда бы его больше не увидела и не смогла бы оправдаться. Впрочем, сейчас она тоже не в состоянии оправдаться, хотя и должна что-то сказать, пусть даже ее слова покажутся ему жалкими и неубедительными.
— Я… возможно, потому, что я хотела повидать мир…
— И пристроиться к чьим-то гонорарам? — резко вставил он, и его глаза сверкнули. Конечно, это не могло быть ненавистью. Очевидно, ее немногословность начала его раздражать и он решил, что она боится проболтаться. — На самом-то деле ты самая заурядная золотоискательница, а твоя трогательная история о бедной девушке, преданной больным родителям, — обыкновенная ложь. Бедняжка, она, видите ли, наконец осознала, как бесплодно проходят ее лучшие годы!
— Я не лгала, — слабо возразила Салли, понимая, что ее протест бесполезен.
— И ты ждешь, что я поверю хоть одному твоему слову, да и вообще вам, мисс Дирлав? — ледяным тоном осведомился он.
Вообще мисс Дирлав, хотелось ей ответить, была прошлой ночью в твоих объятьях, теплая, трепещущая и желанная, и ты любил ее, а она с обожанием откликалась на твою любовь.
— Я полагаю, — уныло проговорила она, — что содержимое моего медальона дало тебе еще один ключ к разгадке?
— Ты права. В головоломке было много пустых мест, и каждое из них, насколько я понимал, нужно было очень тщательно заполнить. Но ты забыла еще кое-что, и я это сразу заметил.
Она чувствовала себя настолько несчастной, что даже не спросила, что именно.
— Стоимость посланий по факсу для твоего редактора.
Верно, она об этом забыла. Вот как он обнаружил имя Дерека Уинтертона. Он не мой редактор, хотелось крикнуть ей, но какой в этом смысл? И все же она сделала еще одну слабую попытку.
— Разве это не доказательство того, что, вопреки твоему утверждению, я не профессиональная журналистка? — спросила она.
— Нет. Ты просто беспечна.
— Поверишь ли ты мне, если я скажу, что отправила факс Дереку Уинтертону и попросила в нем не ждать от меня больше статей или репортажей? И сделала это, зная, что моя карьера журналистки кончается, даже не начавшись? Ведь он обещал мне работу, когда я предложила… посылать ему статьи о тебе.
О Господи, подумала она. Вот я и призналась. Его взгляд, казалось, мог разорвать ее в клочья.
— Да, я собиралась их писать, когда впервые встретила тебя, — продолжала она, — а Дерек обещал мне, если я справлюсь с заданием, место в газете. Я сама умоляла его об этом. Я уже давно мечтала стать журналисткой.
— Какая трогательная история, — каменным голосом откликнулся Макс. — У тебя есть это письмо?
