войска севернее Инстербурга и в районе Гросс-Скайсгиррена. При подходе к указанному району мы услышали в шлемофонах голос 'Бати':
— Птахи, птахи, 'фоккеры' бомбят! Бомбят 'фоккеры'!
Ниже себя, приблизительно на высоте 400 метров, вижу более 30 немецких ФВ-190. А выше, как сторожевые псы, рыщут 4 'мессера'. Как и несколько дней назад, пара Агуреева остается наверху, а мы с четверкой врезаемся в строй 'фоккеров'. С первого захода я сбил один самолет. Ухожу с Калюжным вверх. Там Агуреев с Калинцевым ведут бой с 'мессерами'. Не теряя времени, перевожу 'ястребок' в пикирование — и очередная жертва в прицеле. Огненная очередь. Второй фашистский самолет врезается в лес.
— За Володю Баландина! — цежу сквозь зубы.
В пылу боя Алексей Свечкарь оторвался от своего ведущего. Майор Сибирии, который теперь командовал полком, остался один. Сзади чуть не подловил его немецкий истребитель. Фашист успел дать очередь, но она прошла в нескольких метрах от командирского самолета. На выручку майору поспешил мой ведомый Калюжный. Он открыл заградительный огонь. Гитлеровец отвернул. Сам Алексей Свечкарь едва уцелел. Его ошибка могла стоить дорого. В эскадрилье после этого говорили:
— Как же ты, Свечкарь, так опростоволосился? Спасибо скажи, что ребята выручили. Будешь знать, как отрываться от командира…
Алексею здорово влетело. Виновник понял свою ошибку и впоследствии не повторял ее.
У летчиков полка, видимо, до сих пор живы воспоминания об одном из зимних дней 1945 года. Восьмерка Яков нашей эскадрильи над аэродромом Хейлигенбейль встретилась с 40 немецкими ФВ-190. Из-под облаков на высоте 800-1000 метров мы смело налетели на фашистских стервятников. Атака была настолько дерзкой и неожиданной, что немцы на первых минутах опешили. Правда, вскоре пришли в себя и увидели, что перед ними всего только 8 советских 'ястребков'. Над логовом врага завязался неравный бой на малых высотах.
В первой атаке младший лейтенант Машкин на крутом вираже короткой очередью сбил 'фоккер', который упал на свой аэродром и взорвался. Викентий: увидел, что его ведущий — заместитель командира эскадрильи капитан Захаров, — преследуя пару ФВ-190, атакован истребителем противника. Выручая командира, Машкин развернул свой 'ястребок' и открыл огонь по врагу. Трасса снарядов прошла впереди и немного ниже. Тогда Викентий приподнял нос самолета, и трасса оказалась на уровне вражеской машины. Фашистский самолет перевернулся, как споткнувшийся о препятствие горячий конь, и рухнул в свинцовые воды залива Фришес-Хафф.
Младший лейтенант Викентий Машкин оглянулся и, увидев, как слева сверху на него пикируют два 'фоккера', резко развернулся им навстречу. Но вражеские истребители проскочили мимо. Викентий услышал сильный стук и почувствовал, что его машину тряхнуло. 'Видимо, стреляют сзади', — подумал он и сильнее потянул восходящей левой спиралью к облакам. Самолет казался каким-то неуклюжим, отяжелевшим. Метнув взгляд на крыло, Машкин увидел, что у 'ястребка' вывалилась левая
'нога'.
А 'фоккеры' настойчиво продолжали лезть в хвост, чтобы покончить с советским летчиком. Викентий же все круче шел ввысь к спасительным облакам, в которых можно было скрыться от преследователей. В мозгу пульсировала мысль: 'Успею ли?' Вдруг сразу пропали и небо, и земля. Машкин косой полупетлей влетел в облака и потерял пространственное положение.
Через несколько секунд его самолет в перевернутом штопоре вывалился из облаков и неудержимо понесся к земле. В таких случаях матушка-земля становится для летчика злой, ненавистной мачехой, готовящейся принять своего сына в смертельные объятия. 'Неужели конец, и сейчас будет поставлена последняя неотвратимая точка?' Викентий напрягся, собрал в кулак всю свою волю. Над самыми верхушками деревьев неимоверным усилием ему все же удалось вывести самолет в горизонтальный полет. Он облегченно вздохнул и вытер пот со лба. Однако левая 'нога' никак не хотела убираться, и Машкину пришлось возвратиться на свой аэродром на бреющем полете.
Зарулив на стоянку, младший лейтенант выпрыгнул из самолета и сразу доложил командиру полка о том, что над Хейлигенбейлем идет схватка с 40 фашистскими пиратами. Майор Сибирин распорядился поднять в воздух на помощь своим гвардейцам четверку истребителей во главе с капитаном Барахтаевым.
— Дайте мне другую машину, дайте исправный самолет, я должен быть там, где сражаются мои товарищи! — настойчиво просил Машкин.
— Пока с тебя хватит, — успокаивал его командир.
Кажется, впервые за войну Викентий не очень-то радовался своей победе. Он досадовал на то, что из-за повреждения в самолете был вынужден выйти из боя и оставить своих друзей. Такова уж фронтовая дружба — один за всех и все за одного.
Минут через 10–15 вся наша группа после отчаянной схватки с врагом возвратилась на свой аэродром. В этом неравном бою мы сумели сбить 6 фашистских самолетов. По одному стервятнику было записано на лицевой счет летчиков Захарова, Агалакова, Лукьянченко и мой. Однако героем дня оставался Викентий Машкии, который смело расправился с двумя вражескими истребителями, в сложной ситуации ушел от преследования и сумел спасти свою жизнь и сохранить самолет.
Перед сном Викентий уже в хорошем настроении подошел ко мне и спросил:
— А что будет завтра, командир?
— Как что? — не понял я.
Машкин загадочно улыбнулся и тихо запел:
Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой…
Мы пожали друг другу руки и пошли спать.
Особое задание
В Прибалтике та зима выдалась мягкая. Частенько погода портилась, делалась ограниченно летной или вовсе непригодной к полетам. В эти часы летчики предавались воспоминаниям, писали письма домой, женам, невестам, сражались в шахматы, забивали 'козла'.
В один из таких февральских дней скучающие ребята собрались у меня в комнате. Матвей Барахтаев принялся готовить чай. Он без чая не мог прожить и дня. Заваривал его очень круто и выпивал кряду с десяток стаканов.
— Послушай, друг, — спросил его Мириан Абрамишвили, — куда такая прорва чая в тебя лезет?
— Э-э-э, милый человек, чаю не попьешь — откуда сила будет? — улыбаясь, ответил Матвей.
Сегодня, в скверную погоду, чай был очень кстати. Поэтому никто против него не возражал. Барахтаев поставил на плиту чайник, который возил с собою повсюду, уселся на табуретку и начал рассказывать очередную историю, которых знал уйму.
— Это случилось в нашей деревне. Отправились однажды трое на охоту. Вдруг у них перед носом появился большущий медведь-шатун и скрылся под вывороченным пнем. Яма была глубокая. Что делать? Один охотник предложил: 'Давайте я полезу. Если будет мне туго, начну дрыгать ногами. Тогда тащите меня назад. Но предупреждаю — шкура моя, а мясо поделим на троих'. С ним согласились…
Летчики-новички слушали Матвея Барахтаева с большим интересом, а тот вполне серьезно продолжал:
— Так вот, влез он в убежище к медведю и вскоре задрыгал ногами. Друзья поднатужились и вытащили его. Смотрят, а головы-то нет. Один говорит: 'Слава аллаху, сам-то цел. Но где же его голова?' Другой охотник засомневался: 'А может, ее и не было? Давайте спросим у жены'. Пошли к жене несчастливого и спрашивают, была ли у ее мужа голова. А та отвечает; 'Не знаю, но шапку он покупал каждый год'.
В комнате поднялся сильный хохот. А Барахтаев, хитро улыбнувшись, начал разливать крепкий, душистый чай. В это время в комнату вошел майор К. Ф. Федоров.
— А у вас весело, — проговорил замполит, присаживаясь к столу.
Ему налили стакан чаю, но он отодвинул его в сторону.
— Из штаба дивизии, — сказал майор, — сообщили, что на одном из аэродромов Земландского полуострова приземлились транспортные самолеты Ю-52 для эвакуации в тыл нацистских ценностей. Этого допустить нельзя. Командование приняло решение немедленно выслать туда четверку истребителей и во
