старомодный. Общая мысль программы не новая — за Советскую власть, но без коммунистов и с некоторым допущением (в рамках семьи) частной инициативы.
Потом — какое-то воззвание и прокламация в форме интервью с неким молодым советским человеком. Это уже пятый или десятый экземпляр под копирку, и разобрать что-либо просто невозможно. Ясно одно: кто-то радеет, болеет, не спит или…
У Герцена в статье «С того берега» есть любопытная мысль: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик
отрицания и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией».
Так радеет или действует по указке извне? Кто и когда ответит на этот вопрос?
3 июня 1971 г.
Не везет «Неману» в этом году. Материалы — один интереснее другого — летят в корзину.
Полетели записки Бориса Микулича, уже подготовленные к печати, а на них мы так рассчитывали! И вот сейчас летит документальная повесть Бориса Клейна «Жена карбонария» — о Мигурских, героях рассказа Льва Толстого
«За что?» — тоже почти готовая к печати. Повесть читалась, обсуждалась, автор перерабатывал ее с учетом замечаний редакции...
И дело все в том, что Борис Клейн обвинен в политическом двурушничестве. Открыто, с кафедры проповедовал одно — он преподавал историю КПСС, — а за углом, так сказать, в узком кругу, совсем другое. И вот результат — исключен, уволен с запрещением преподавать и заниматься научной работой.
Я не знал Бориса Клейна как человека (мы не сходились близко), но автором он был толковым, настоящим, и как автора, потерянного для «Немана», его можно пожалеть. «Побег из Колымажного двора», «Доктор Руссель», «Дело
Бонч-Осмоловских»... Все эти вещи запомнились крепко.
4 июня 1971 г.
Послал Аленке деньги — «пенсию», как она выражается.
Пересекаю проспект, подхожу к приходной кассе, чтобы расплатиться за телефон, и вдруг навстречу женщина, очень живая, даже, как показалось, жизнерадостная.
— Георгий Леонтьевич, не узнаете?
— Лидия Александровна!
Она протягивает руку, я пожимаю ее, и пошло — пятьсот слов в минуту. Лидия Вакуловская, та самая... Впечатление такое, что встряска пошла ей на пользу. Много пишет, часто печатается (последние роман и повесть приняты
журналами «Москва» и «Октябрь»), друзья (Климашевская, В. Тарас и др.) от нее отвернулись, но это и к лучшему.
— Ведь это мне подсунули письма Солженицына. Когда допрашивали в КГБ, я все ждала: сознается, сволочь, все скажет тот, кто подсунул... Нет — отрекся! — и пришлось всю вину взять на себя... Переживем!..
8 июня 1971 г.
Во дворе Союза писателей встретил Макаенка. Отошли в сторонку.
— Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? А что, если взять Василя Быкова редактором отдела прозы? А?.. Перетащим его в Минск, квартиру дадут... Думаю, там (кивок в сторону здания ЦК КПБ) одобрят и поддержат... Как ты?
Я сказал что-то в положительном смысле, а потом пораскинул умом и пришел к убеждению, что это не лучший вариант. Во-первых, не хочется понижать в должности (а значит и ущемлять материально) Кудинова. Во-вторых... Во-вторых, еще неизвестно, справится ли Василь Быков. Читать уйму рукописей, отбирать, редактировать… Макаенок, например, может разобрать, дать дельный совет, а сам поправить, отредактировать не в состоянии. Во всяком случае, до сих пор не отредактировал ни одной страницы. Возвращая прочитанную рукопись, он обычно предупреждает:
— Ну, на стиль я не обращал внимания…
А Василь Быков? А если и он на стиль не будет обращать внимания?
11 июня 1971 г.
Звонит Макаенок:
— Ну как? Не уехал еще?
— Нет... Хорошо, что ты позвонил... — и выложил ему свои сомнения насчет Василя Быкова.
Думал, будет возражать, доказывать, — нет!
— Так я же в порядке совета... Дело это не срочное… Вернешься — подумаем...
14 июня 1971 г.
Коктебель... Тот же Коктебель. Начальство сменилось, порядки (вернее было бы сказать — беспорядки) остались прежние.
На этот раз нас поместили в седьмом бараке (вторая комната). Просторно, хотя и сыровато. И — запах какой-то… Впрочем, этот запах здесь во всех бараках.
15 июня 1971 г.
